ИРИНА СЕРГЕВНА (не выдержав): Какие у Шахзоды благородные руки! (С крыльца входит Олег, неприветливо кланяется). И такое красивое имя – наследница царей…
ШАХЗОДА: Наследил? сейчас я вытру. (Хватается за тряпку).
ОЛЕГ: Третий интернационал, блин.
ХОЛЕРА (вскидывается): Вставай, проклятьем заклейменный…
ШУРКА: Вставай, вставай и вали отсюда, стукачка трепаная. (Холера сникла).
ИРИНА СЕРГЕВНА: Сознательная…
ШУРКА: …блин…
ИРИНА СЕРГЕВНА: …полблина, полблина…
ШУРКА: …четверть блина, четверть блина…
ОЛЕГ (недовольно): Ну, блин, раззвонились…
ШУРКА: А ты, блин, из своего Плесецка – идейный, блин, как наша Холера. Ух ты да ах ты, все мы космонавты. Летали, блин, а Бога не видели. Никакой, блин, фантазии. Теперь, блин, церквей до хрена, а денег рубль-другой и обчелся.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Шура, Вашими блинами всю Салтыковку накормить можно.
ШАХЗОДА: Оладушками? Это очень много надо муки.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Господи, я тут с вами – как Гоген на Таити. (Шахзода бросается на кухню, где шипит убегающий суп. Возвращается с испачканным поддоном, трет его царственными руками.)
ШУРКА: Шахзода, у тебя талант убираться. На этом деле карьеру можно сделать… в богатом доме, блин… далеко пойдешь, если не остановят.
ШАХЗОДА: Мне сказали – летом уже возьмут продавщицей. Когда место будет.
ШУРКА: Вот видишь…
ШАХЗОДА: Пойду один раз посмотрю суп (уходит на кухню, приносит всё ту же неавантажную кастрюлю).
ИРИНА СЕРГЕВНА: Ладно, давайте есть. Соловья баснями не кормят.
СОЛОВЕЙ (под окошком): Фьють-фьють… цир-цир-цир…
ХОЛЕРА (поспешно): Товарищ начальник, возьмите трубку…
ИРИНА СЕРГЕВНА: Холера! сначала просохни, потом выступай.
ОЗОД (задумчиво): А героин в капусту закладывают… пока маленький росток… пойдут листья – всё закроют.
ШУРКА: Капустка, блин, сорта «героиня»… тот еще кочан…
ИРИНА СЕРГЕВНА: В корзинку к маленькому Муку – человечьи головы получатся.
ОЗОД: Зачем головы? головы не полетят… у нас крыша…
ИРИНА СЕРГЕВНА: Крышу, блин, еще делать надо… живете, блин… детей, блин, понавезли… боевики недобитые… террористы… кончайте, блин, выламываться… садитесь все вместе за стол, так вашу мать…
ШУРКА: …Ирину Сергевну! (Садятся. Минута молчанья. Стук ложек. На авансцене Соловей вьет гнездышко, нося в клюве и аккуратно складывая соломинки. В дверях синтезировалась Лида, широкоплечая, крашенная «под дуршлаг», с ковровым саквояжем.)
ЛИДА: Всё, блин… песец… они фабрику продали. Купили на слом. Земля дороже этой фабрики – на Бауманской. Из общежития в двадцать четыре часа… хорошо, я была продавщица… ихней продукции, блин… у меня, блин, хоть деньги есть на дорогу в Северодвинск… а другие, блин, на двух тысячах сидели.
ШУРКА (встает): Забей... у нас будешь жить… диван, блин, есть…
ЗАНАВЕС
На авансцене цветущие вишни, немного в японском стиле. Святые доски театрального пола усыпаны белыми лепестками. По авансцене пробегает Шурка, с зализанными волосами, крашенными в рыжий цвет, в красной кофте с пояском.
ИРИНА СЕРГЕВНА (вдогонку): Без выходных? от работы кони дохнут.
ШУРКА: Жива еще…
ИРИНА СЕРГЕВНА: Олег здоров ли? Совсем, блин, его не вижу. Залег, как медведь в берлогу.
ШУРКА (не оборачиваясь, глядя на часы): Что ему подеется… (Промелькнула).
Человек в маске медленно передвигает на пять полных оборотов стрелку картонных часов, свешивающихся сверху на веревочке. Ирина Сергевна занята прополкой грядок. Выходят Олег с Лидой. Ирина Сергевна с трудом разгибает спину.
ЛИДА: А мы на базар. Купить Вам что-нибудь?
ИРИНА СЕРГЕВНА: Не-а. Это вы всё готовите, а мы с таджиками одну дежурную похлебку. С работой никак?
ЛИДА: Ни с места, блин. Завтра домой уезжаю. Приеду – разберусь.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Шурку ветром шатает. Трудоголик, блин.
ЛИДА: Ходит, как драная кошка. Причесаться, блин, некогда.
ОЛЕГ: Вот я завтра в командировку убываю… до конца мая… живо, блин, причешется. (Уходят в правую кулису. Ирина Сергевна, горбясь – в левую.)
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Середина лета и дня, погода не ахти. На знакомой веранде Ирина Сергевна шпилькой выковыривает косточки из вишен. Шариф, Озод и Сабир за общим столом средь бела дня набивают папиросы анашой. Холера для разнообразия дремлет на скамье. Шахзода моет пол, поочередно поднимая ноги каждого и вытирая его (ее) подметки. Входит Шурка, как грозовая туча.
МАРСИК: Мя-я-яу!
ХОЛЕРА (быстро среагировала) Заводют… не кормют…
ШУРКА: Свали, Холера… детей заводят, не кормят… и то ничего.
МАРСИК: Мяв!
ШУРКА: Брысь… тебя не спросили…
ХОЛЕРА: Не ночують…
АЛЁНКА (из прекрасного далёка): Мама, не оставляй Масика одного! Ему страшно. Темно, мыши скребутся.
ШУРКА: Подумаешь… детей одних оставляют, коли на то пошло… мыши… ему только подавай…
МАРСИК (заводится): Кто сказал – скребутся? Нет мышей… все вышли.
ШУРКА: Дожили… огрызается… будто не ты пустил в расход…
МАРСИК (обиженно): За это хвалют.
ШУРКА: Холерина выучка. С кем поведешься, от того и переползет. (Марсик чешется задней лапой).
ИРИНА СЕРГЕВНА: Шура, я его покормила... он так орет, из вредности…
ШУРКА (обмякла, тычется в плечо Ирины Сергевны): Хозяин, сучонок, меня три месяца доставал… а достал, сказал – ты, блин, такая голодная… а мне, говорит, не больно-то было надо… у меня, блин, жена… у тебя, блин, шиш с маслом… сейчас эта, блин, жена на Гавайские острова улетела… он, сука, раз просил – пусть Олег позвонит, дело есть… другой раз… никакого дела нет… рекогносцировка. Теперь орет – ты, блин, за это у меня еще месяц сверхурочно поработаешь.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Всё кувырком…
ШУРКА: А позавчера я Вам не рассказала… не стала пугать. Иду в одиннадцать… от станции всего ничего… машина остановилась за поворотом… я и не гляжу… мне скорей бы домой. Трое черных… молодые, блин… с во таким ножом. Я им вынула из носка свои пятьдесят рублей. Они – шарить бумажник… кто это у тебя… говорю – дочка… отпустили, блин… (шмыгает носом).
ИРИНА СЕРГЕВНА (гладит ее по голове): Ладно… перемелется…
ШУРКА: Там… у Шахзоды или где… ребенок заплакал… Алёнкиным голосом…
ИРИНА СЕРГЕВНА: Нет, нет… всё тихо, не выдумывай.
ШАРИФ: Из этого никогда не выйдет толку – когда женщина пытается взять свою судьбу в свои руки. Она обязательно будет несчастлива.
ШУРКА: Ты, блин, технологический институт в Алма-Ате закончил, а за жену зарплату ходишь получать в магазин. Что она у тебя – алкашка?
ШАХЗОДА (с улыбкой индийской кинозвезды): Кашку я уже сварила. Ставлю греть суп. Кушать будем. (Скрывается на кухне).
САБИР (в нехорошем наркотическом кураже): Мусульманка не может быть алкашка. Это у вас, христиан, алкаши. Нам нельзя быть рядом. Грех.
ШУРКА: Точно, грех. Обкурился до чертиков. Чья бы телушка ни мычала. Басмачи, блин.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Шура, Запад есть Запад, Восток есть Восток. Для них это так же естественно, как для тебя с Лёней и Аней раздавить бутылку. Не суди, не имей такой привычки.
ШУРКА: Про бутылку это Вы вовремя вспомнили, Ирина Сергевна. (Вынимает упомянутую бутылку из полиэтиленового пакета. Лёня с Аней, как по мановению жезла, появляются на пороге, и прямёхонько за стол.)
ИРИНА СЕРГЕВНА: Про то и речь.
ШУРКА: Обложили… со всех сторон обложили… (Лёня наливает ей, себе и Ане). И Лида… в одной квартире росли… матери сёстры… я за нее всех мальчишек во дворе била…
ИРИНА СЕРГЕВНА: Лида-то при чём… где тонко, там и рвется. (Шахзода вносит кастрюлю, снова объединившую всех. Присутствующие, за исключением Холеры, занимают места согласно купленным билетам.)
ШАРИФ: Пропадет наша Шурка, как собака без хозяина.
ШУРКА: Где же этот хозяин, блин… я будто сумка, забытая в троллейбусе… все подойти боятся.
АЛЁНКА (с каждым словом всё ближе): Мама, я сейчас подойду… я быстро…