— Веду огонь по пехоте за танком!
— Пехота залегла, — дает вводную лейтенант, — а танк от тебя уже в тридцати пяти метрах?
— Ложусь на дно траншеи.
— И долго ты думаешь там лежать?
— Пока танк не пройдет через траншею.
— Вражеская пехота идет в атаку вслед за своим танком. И когда ты поднялся со дна траншеи, пехота, ведя огонь на ходу, была от тебя уже в тридцати метрах?
— Веду огонь по пехоте.
— Кто же будет вести бой с танком?
— У нас сзади пушка, — не сдается Силаев.
— Пушка вышла из строя. Как тогда?
— Бросаю гранату или зажигательную бутылку в корму танка, а потом открываю огонь по пехоте.
— У тебя же задача — не допустить пехоту и танк на свою позицию… Танк надо уничтожить перед позицией, а ты лег на дно траншеи. Только в самом крайнем случае, когда танк все-таки прорвался через нашу траншею, надо метать ему гранату вслед, в топливное отделение.
— Понял, — говорит боец, вытирая со лба пот…
— Кто у тебя дома, Силаев?
— Мать…
— Давно писал ей?
— Да месяца три уже…
— Напиши ей письмо сегодня. Кто знает, когда еще придется ей написать. Пусть старушка успокоится…
Командир взвода подходит к Зимину. Сняв шинель, в одной гимнастерке с двумя медалями на груди, он энергично роет траншею. Завидев подходящего командира, Зимин прекратил работу и принял строевую стойку.
— Где воевал, старшина? — спрашивает его, подавая руку, Широнин.
— И под Смоленском пришлось, и под Москвой, и под Сталинградом. Там меня и ранило. А к вам прибыл накануне прямо из госпиталя.
— Закурим? — предлагает лейтенант.
— Могу угостить табачком, дареный, вместе с кисетом!
— Давай! Ты, старшина, не обижайся, что рядовым бойцом воевать приходится. В полку людей совсем мало, некем командовать.
— Не беда, — отвечает Зимин. — На войне все бывает. Иной раз и генералу в рукопашном бою приходится участвовать. А нам, как говорится, положено по штату этим заниматься…
— Ты до войны где работал? — спрашивает Широнин.
— Председателем колхоза.
— А я педагог. Учил детей труду, созиданию… Ты хлеб растил, другие строили, добывали уголь, варили сталь… Какая жизнь была интересная…
— Ну, скажите, товарищ лейтенант, кому мы мешали?
— Фашизму! Вспомни Испанию, старшина…
— Да, это верно…
— У меня к тебе просьба, старшина. Выберем время, и ты поговори с бойцами, расскажи им, как оборонялись сталинградцы. Ведь и нам здесь предстоит, наверное, не легкий бой…
— И расскажу, и покажу, — поддерживает Зимин.
Из письма П. Н. Широнина к автору:
«…Когда в канун боя Вы уехали с переезда, стало уже темно. Хотелось побыть одному, осмыслить главное из нашего разговора.
— Вам будет очень тяжело, Широнин, — сказали Вы, — но надо выстоять, не допустить захвата гитлеровцами с ходу Тарановки. Она закрывает дорогу на Харьков…
…В подвальчике метеопункта, тесно скучившись, собрался почти весь взвод. Тускло светит «гильза», выхватывая из темноты лица гвардейцев. Они уже поужинали и ждут, что я скажу.
— Нашу оборону смотрел командир дивизии. «Подготовили все правильно, — сказал он. — Здесь надо задержать врага во что бы то ни стало…» — Я обещал комдиву сделать все, что в наших силах…
Люди молчат. Многие из них прибыли во взвод только накануне. Нестерпимо долго тянутся секунды. Поднимается самый пожилой среди нас, «папаша» взвода Андрей Аркадьевич Скворцов.
— Будем стоять до последнего, — как о чем-то окончательно решенном строго говорит он. — Да так, чтоб фашистам страшно стало…
Встает старшина С. Г. Зимин. Его рассказ о героизме бойцов в Сталинграде, где он был ранен, разбудил в душе воинов какие-то новые струны. Что-то незримое произошло в их настроении. Исчезла усталость. В глазах — огонь и воля.
С пола вскочил красноармеец Петр Шкодин.
— Клянусь, товарищи! Я не сделаю ни шагу назад!..
Один за другим поднимаются гвардейцы и обещают стойко встретить врага.
— Разрешите, товарищ лейтенант, песню спеть перед завтрашним боем? — спрашивает старший сержант И. Г. Вернигоренко.
И вот уже, заполняя подвальчик, гремит как клятва «Священная война».
…Как тяжело нам будет, я тогда не представлял… Но Вы, товарищ комдив, знаете меру тяжести, что нам пришлось испытать. Только семь из двадцати пяти остались в живых, но враг не прошел…»
Рассвет 2 марта застал дивизию в боевой готовности. Командиры на наблюдательных пунктах, артиллерия и танки — на замаскированных позициях, пристрелка плановых огней и реперов закончена, боеприпасы подвезены и выложены у орудий и в погребки, связь проверена. Многие командиры штаба и политотдела были направлены в подразделения 78-го полка и частей усиления. На подходах к Соколово, в район Рябухино и в направлении Лозовой мы выслали разведку, которая еще ночью сообщила о движении противника к Тарановке.