А тот, казалось, не обращал на них вообще никакого внимания, он внимательно разглядывал лежащего у его ног осетина, даже осторожно пихнул его в бок ногой. Словно пробуя, живой ли? Мужчина чуть шевельнулся едва слышно застонав и усатый удовлетворенно кивнул. Откуда-то в его правой руке появился пистолет, когда и как он его достал я не увидел. Обернувшись к толпившимся возле «Урала» грузинам, парень что-то крикнул, призывно махнув рукой. Он зачем-то собирал к себе всех, что-то хотел показать… Так и не дождавшиеся своей очереди глухо зароптали, но ослушаться не посмели, нехотя потянулись к дороге, обступили лежащего осетина и стоящего над ним с пистолетом в расслабленно опущенной вдоль тела руке вожака. А в том, что именно он руководил нападающими лично у меня уже не было ни малейших сомнений, слушались его практически беспрекословно, как командира в настоящей армии. Дождавшись, когда все успокоились, парень тихо сказал что-то по-грузински, обведя всех внимательным взглядом. Я заметил, что очень немногие рискуют встретиться с ним глазами, большинство предпочитает сразу же отвернуться.
А после этого он спокойно и как-то буднично поднял пистолет и выстрелил лежащему в ногу. Тот судорожно дернулся громко вскрикнув сквозь плотно сжатые зубы. Похоже боль на мгновение вернула ему сознание. Грузины вокруг вновь зашумели, стоявшие ближе всех невольно отшатнулись. А стрелок, криво улыбнувшись, опять сказал им что-то непонятное, и вновь нажал на курок. На этот раз пуля ударила осетина в руку и новый вскрик, и судорожное подергивание простреленной конечности.
— Учит выбирать место прицеливания на человеке. Показывает, какие раны бывают. Как на манекене… Браво! А посмертное вскрытие будет? — заплетающимся языком произнес где-то рядом Свин.
Тут солнце вновь предательски отразилось от ордена, пустив в нашу сторону шаловливый зайчик.
— О! — тут же среагировал старлей. — Орденоносец, бля! Надо же, «афганец», поди… То-то я смотрю убивать приучен….
Выстрелы меж тем звучали со спокойной размеренностью метронома. Осетин хрипло кричал, перемежая стоны с проклятиями, дергался, извиваясь после каждого попадания, под ним все быстрее расплывалась темная кровавая лужа. А «афганец» все продолжал и продолжал свой урок, невозмутимо комментируя каждый выстрел. Мне хорошо было видно, как вытянулись и посерели лица его слушателей, несколько особо впечатлительных уже отбежали к придорожным кустам и за машину, извергая там содержимое своих желудков. Кто-то из наших тоже мучительно блевал, утробно рыча у меня за спиной. Я не мог повернуться и посмотреть кто именно, я застыл не в силах оторваться от происходящего, не в силах пропустить ни малейшей детали. «Ты должен смотреть, — настойчиво шептал незнакомый мне голос где-то глубоко внутри. — Ты должен смотреть и все запомнить. Придет день и всем им воздастся по делам их. Но для этого сейчас ты должен смотреть и запоминать».
Заключительную точку поставил последний восьмой выстрел. Он был направлен осетину точно в лоб и являлся уже скорее жестом милосердия. Мне почему-то думалось, что от попадания тупой пистолетной пули голова должна просто разлететься на куски, но к моему удивлению ничего подобного не произошло. Осетин вздрогнул всем телом мучительно выгнулся в спине, быстро-быстро задвигав ногами, да так и замер прогнувшись, а во лбу его возникло аккуратное черное отверстие, видимое даже с того места, где мы стояли. «Словно третий глаз открылся, снизошло озарение», — совершенно не к месту подумал я и даже по сторонам огляделся, не произнес ли я этого вслух, не слышал ли кто. Нет, никто ничего не слышал, все застыли будто завороженные: и мы, и грузины. Только сам убийца, хладнокровно вынул из пистолета пустую обойму и заменил ее полной, в наступившей тишине слышен был даже тихий щелчок фиксатора.
— Ну, что встали? — иронически улыбнулся обводя взглядом свое потеряно глядящее на труп воинство «афганец». — Вот так вот, уважаемые! Вот так вот! А вы что думали? Без крови обойдется? Нет, без крови не бывает… Не бывает!
Говорил он сейчас отчего-то по-русски, может быть просто забылся от волнения, а может, хотел, чтобы и мы его понимали.
— Все! Хватит пялиться на эту дохлятину! Баб и ребятню гоните прочь, пусть идут куда хотят. А этих… Этих…
Он оглянулся на стоящих на обочине мужчин, несколько секунд задумчиво их разглядывал, потом взмахом руки подозвал к себе пулеметчика и долго что-то говорил ему на ухо.
— Сделаем, командир! — весело улыбнулся наконец тот, шутливо козырнув.
Грузины медленно задвигались, будто оживая, выходя постепенно из-под действия какого-то заклятия. Женщин и детей прикладами и пинками оттеснили от мужчин, не обращая внимания на причитания и горестные крики.
— А ну пошли вон, поганые крысы! — надрывался «афганец». — Радуйтесь, что мы вас отпускаем, в следующий раз так легко не отделаетесь!
Они еще оглядывались неуверенно, пытались вернуться назад, но две заполошные автоматные очереди поверх голов, заставили все-таки всех испуганно пригнуться и со всех ног броситься наутек. Вдоль по дороге. Бежали они в сторону Цхинвала, куда им еще было бежать? Позади располагалось грузинское село. Боевики улюлюкали и хохотали им вслед, кто-то даже громко затопал ногами на месте, изображая погоню. Мужчины, подчиняясь приказам нескольких наиболее воинственно выглядевших грузин, под командованием моего знакомца-пулеметчика, пошли сами. Но не по дороге, а куда-то вбок, в обход того холма, на склоне которого мы стояли. Пулеметчик и его товарищи пристроились сзади и с боков маленькой колонны, насторожено сжимая оружие. Еще минута и на дороге остались только наши машины, сваленные грудой на обочине нехитрые пожитки беженцев, да десяток увешанных оружием боевиков.
«Ну вот, теперь наша очередь наступила!» — подумал я про себя, прислушиваясь к тяжело бухающей в висках пульсации крови. И в самом деле, «афганец» неспешной прогулочной походкой направился к нам. Не доходя нескольких шагов остановился. Свин вышел ему навстречу, встал подбоченившись, дерзко глядя покрасневшими глазами в трещинах лопнувших сосудов.
— Молодец, командир, — сдержанно кивнул «афганец». — Правильно поступил. Людей своих сберег. Матерям сыновей вернул. Все правильно сделал, уважаю… Это не ваша война.
— Точно, не наша, — неприятным скрипучим голосом согласился с ним старлей. — Мужиков куда твои ребята повели? Что, в плен их взял?
— Какой плен, слушай! — «афганец» заулыбался, всплеснув руками. — Кормить еще этих дармоедов! На кой они нам нужны! Сейчас просто отведут их подальше в горы и там отпустят!
— Отпустят? — недоверчиво склонил голову к плечу Свин.
— Ага, отпустят. Обязательно, — безмятежно подтвердил боевик.
Где-то за горой гулко ударили автоматы. Басовито рокотнул вплетаясь в их скороговорку пулемет. Впрочем стрельба продолжалась недолго, всего несколько секунд. Потом сухо защелкали одиночные. Один раз, второй, третий… Ровно шесть штук.
— Вот, слышал? Уже отпустили, — ухмыльнулся «афганец», глядя в упор на набычившегося пригнув голову Свина.
Старлей смотрел на него мрачно, исподлобья, мы хорошо знали этот его взгляд. Когда он так смотрел, даже наш командир полка не решался с ним связываться. Создавалось полное впечатление того, что он сейчас просто как бык, боднет головой собеседника. Голос его однако прозвучал ровно, без напряжения.
— Нас что, так же отпустишь?
— Зачем? — искренне удивился «афганец». — С русскими мы не воюем. Вообще с людьми не воюем. Только с ублюдками. Идите, куда хотите, вас не тронем.
— Ты хотел сказать, езжайте, — с нажимом поправил его Свин. — Мы сюда на машинах приехали. Так же и отсюда уедем.
— На машинах… — задумчиво протянул боевик.
По лицу было видно что он сейчас мучительно про себя решает, стоит ли идти на дальнейшее обострение и попытаться отобрать у нас транспорт, или овчинка выделки не стоит.
— На машинах, — жестко припечатал старлей. — Или ты слова своего не держишь?
— Грузины всегда держат слово, — запальчиво оборвал его «афганец. — Ладно, уезжай на машинах, раз уж я обещал. Давай только быстро, а то передумать могу.
— А это уж как получится, — проворчал себе под нос Свин отворачиваясь.
К машинам мы бежали почти бегом, торопясь, как можно скорее уйти с этого жуткого места, оказаться как можно дальше от этих страшных людей, только что на наших глазах запросто лишивших жизней нескольких человек. Но как ни спешили, а все равно мертвого осетина, лежащего на дороге, обходили далеко стороной, с опаской поглядывая на его вытянувшееся в агонии тело, точно ожидая, что вот сейчас покойник шевельнется, или произнесет что-нибудь. Влекомый каким-то низменным извращенным любопытством в котором сам себе боялся признаться я все-таки заглянул за наш «Урал», туда, где насиловали молоденькую осетинку. Я точно помнил, что она так и не вышла из-за машины, даже когда все остальные уже побежали.