========== Часть 1 ==========
Лехтэ сидела за столом к своей комнате и невидящим взглядом смотрела на палантир. Все последние годы, с тех самых пор, когда потухло зарево горящих кораблей, а Нолофинвэ ушел в сторону Хэлькараксэ, слились для нее в один бесконечный тягостный серый день. А, может быть, ночь. Какая разница. Тело, привыкшее к смене серебряного и золотого Света Древ, по-прежнему с упрямой настойчивостью отсчитывало дни и ночи, хотя давно уже над Аманом не зажигалось ничего, помимо звезд.
— Ничего, — говорил ей Ильмон, — справимся. Жили ведь мы как-то в Эндорэ до того, как увидели Древа. И теперь проживем.
Впрочем, отца, равно как и брата, она почти не видела в последние годы. Когда прошло первое потрясение, вызванное гибелью Древ, предательством Мелькора и Исходом, государь Арафинвэ (Эру, как же странно и непривычно называть Арафинвэ нолдораном!) повелел мастерам открывать снова кузни и ковать оружие, укреплять Тирион и неусыпно нести дозоры на границах Амана, ибо каждый день и каждый час отныне ждали все нападения того, кого отныне прозывали Моринготто, и никто не мог оставаться спокоен или безучастен.
Каждый из них, и Лехтэ тоже, делал то, что мог, что было ему по силам. Многие мужчины, забыв на время о музыке и прочих мирных занятиях, в их числе и многие ваниар, тренировались с оружием в руках на случай нападения войска Тьмы на Аман.
Брат Лехтэ Тарменэль, как умелый лучник и арбалетчик, нес дозор на границе, высматривая в темноте при слабом свете звезд, не подкрадывается ли враг. Отец Лехтэ, как хороший кузнец, вместе с прочими ковал оружие, в свободное же время приходил на строительство укреплений, и только там время от времени его встречала Лехтэ.
Сама же она, поскольку больше не умела ничего иного и ничем, ничем вообще не могла быть полезна, помогала строить укрепления вокруг Тириона.
Любимый белокаменный Тирион, город детства, снова как и в годы юности, превратился в стройку. Но не улицы строили теперь нолдор, не дворцы и не парки с фонтанами. Строили укрепления, башни и стены, долженствующие защитить народ от Врага, если тот нападет.
День и ночь, при свете факелов, все, кто был свободен, а среди прочих и Лехтэ, таскали растворы и камни, воздвигали стены, башни. Готовились и на случай осады. Арафинвэ торопил, и была надежда, что, случись беда, они не погибнут сразу, но по крайней мере женщины и дети выживут, укрывшись за стенами, и воины смогут отстоять их жизни.
Поначалу Лехтэ, привыкшей за годы замужества к беззаботной, легкой жизни в дворце нолдорана, было куда как тяжело, и, хотя прежние навыки, полученные во время путешествий с отцом, быстро вспомнились, однако нежные пальцы ее скоро сбились и кровоточили, кожа загрубела, волосы потускнели, и синева под глазами, вызванная постоянным недосыпанием, ибо отдыхала она лишь время от времени по паре-тройке часов (даже для эльдэ невозможно мало!), уже даже не проходила. Но о том, как она выглядит со стороны теперь, Лехтэ даже не думала и не замечала. Мыслями сосредоточившись на работе, в ней же и искала она утешение от горестных мыслей и тревог. Как там те, кого она больше никогда не увидит? Лишь потом, когда по воле валар взошли на небо златой Анар и серебряный Итиль, когда горы поднялись на ужасную высоту и были созданы Зачарованные Острова, и заботы нолдор, оставшихся в Амане, значительно уменьшились, хоть и не ушли совсем, лишь тогда позволила себе Лехтэ вспомнить о собственных личных бедах и горестях. А когда вспомнила, то заболело сердце, и рука сама потянулась к палантиру, что еще оставался у нее от прежних дней и до поры был спрятан на дне сундука.
Лехтэ зашла в дом, брошенный кем-то из изгнанников, ставший ей теперь временным пристанищем, достала палантир и разместила его на столе. Долго сидела, уставившись в одну точку. Вызвать или нет? Если он ответит, то что еще скажет? Не пожалеет ли потом она, Лехтэ? А впрочем, промедлить тоже больше уже невозможно. И тогда она решилась. Дрожащей рукой потянулась к шару и попыталась вызвать. Ответит или нет?
— Атаринкэ…
*
«Взмах — удар, и снова взмах. Практически бессчетное число раз, почти без перерыва. Руки гудят, мышцы скоро начнет сводить от усталости, а натруженные сухожилия уже болят. Взмах — удар, не останавливаться, ковать оружие и броню, чинить поврежденные доспехи и думать, думать, не переставая о сплавах, добавках, способах плавки. Думать о деле, чтобы ни на секунду не прокралась мысль об отце и о брате.
Опустил молот и подошел к чуть покачнувшемуся кузнецу, работающему рядом.
— Хватит, Тьелпэ, на сегодня все. Я доделаю, иди отдохни, — немного хриплым от усталости голосом сказал сыну, который, упрямо мотнув головой, вернулся к работе.
Закончили мы с ним почти одновременно. Опередив меня ненамного, он принес воды, теплой, чтобы мы могли ополоснуться.
Холодно, очень, и темно, к тому же все время хочется есть. Вчера нашим охотникам повезло подстрелить несколько мелких зверушек, впервые за долгое время. Отдал половину своей доли Тьелпэ, тихо, чтобы он не заметил. Обнаружил Кан… король, лично. Отчитал, что безответственен, что он не может остаться без приличного кузнеца. Даже не без еще одного брата. Хорошо, что больше не называет материнским именем — я бы не выдержал и сорвался, как тогда, у озера. Не знаю, как ему, но мне малейшее напоминание об отце причиняет жуткую боль.
Оказавшись с сыном в нашем временном жилище, шатре из шкур, привезенных из Амана, растер ему плечи, спину и руки, не забыв намазать остатками травяного бальзама.
Я уже собирался лечь, прижавшись к сыну, грея и согреваясь самому, как увидел знакомое свечение — палантир ожил в мешке у импровизированного ложа.
Немного удивившись, взял камень в руки. Лехтэ?!
Бурю эмоций, охвативших меня, почти невозможно передать, но основными было огромное облегчение и радость, что она жива, и яростная боль от ее предательства — отказа пойти со мной.»
*
Первым, что почувствовала Лехтэ, увидев мужа — радость. Дозорные, что несли на границе стражу, рассказывали, как много кораблей потонуло. Что же, теперь, что бы он ей потом ни сказал, она знает главное. И эта радость тенью отразилась помимо воли на ее лице.
— Здравствуй, муж мой.
И поневоле вздрогнула, представив, какая отповедь может сейчас последовать в ответ на это слово. Муж.
*
«— Приветствую вас, леди Тэльмиэль. Чем заслужил ваше внимание?
Жива. Выглядит уставшей. Что там происходит? Нет, не спрошу. Нельзя.
Быстро вышел — Тьелпэ не стоит говорить с ней — станет только тяжелее. Он и так иногда тихо шепчет, будто делясь с ней своими переживаниями, когда думает, что я не слышу. Так ему легче, наверное. Но чем мне помочь? Заменить Лехтэ не смогу.
Я молчал и все вглядывался в родные черты, словно запоминая, и ждал ответ.»
*
Язвит. Что же, эта реакция лучше той, которой она опасалась.
— Сама не знаю, — ответила ему Лехтэ. — Просто теперь, впервые за все эти годы, появилась возможность вспомнить о себе, и… Руки сами потянулись к палантиру. Ты знаешь, — Лехтэ вдруг прорвало. Вызывая мужа, она сама не предполагала, что начнет рассказывать все это. Однако, то ли сказывалась накопившаяся усталость, то ли еще что-то, но она все говорила и говорила, — мы ведь тут постоянно в ожидании войны жили. Каждую минуту Враг мог вернуться и напасть на Аман. Много мужчин несли дозор на границе, и мой брат в том числе, кузнецы ковали оружие и доспехи. Те, кто хотел, а хотели многие, тренировались, готовясь к битве. А оставшиеся, и я в том числе, укрепляли Тирион. Все эти годы почти без сна. Пара часов в два-три дня это мало. А на большее времени нет. Не было. Только теперь, когда границы Амана укрепились, а Пелори выросли до невообразимых высот, мы смогли перевести дух. И руки потянулись к палантиру.