С трепетом она раскрыла и разложила на коленях папку с фамилией Малфой. Поверх бумаг лежала чёрно-белая колдография, с которой хмуро смотрел вполне привлекательный парень. Он не шевелился, и Гермиона приняла бы её за обычное человеческое фото, если бы через несколько секунд не заметила, как уголки его губ дрогнули и растянулись в едва уловимую тень неприятной ухмылки.
Стоило признать, Малфой повзрослел за те два года, которые она его не видела. Приятное, даже красивое лицо. Мерлин и Годрик, а ведь он ей когда-то по-девичьи нравился. Гермиона сама себе улыбнулась, вспомнив, как мечтала, чтобы он пригласил её на танец.
Только отвратительный характер Хорька отбивал любое желание узнать его поближе.
Да что там!
Отвратительный — это мало сказано. Он был как гниющий инфернал в обличии вейлы. Только поддень внешний слой, и начнет сочиться густой жёлтый гной.
Малфой являлся последним человеком, с которым она хотела бы иметь дело. Какая ирония, что именно так и оказалось. Заносчивый, самовлюбленный, напыщенный слизняк!
Гермиона пробежалась глазами по личному делу: мать умерла, дом-мэнор, окончил Хогвартс полтора года назад…
Чудесно!
Гермионе благодаря таким, как он, пришлось заканчивать школу заочно, а свой диплом получила совсем недавно. Хорёк, видимо, этим не страдал и спокойно совмещал пожирательские будни со школьным расписанием. Она пробежала глазами по другой строке: виновность в преступлениях режима Реддла не доказана. Ещё бы! Так удобно быть Малфоем. Дополнительная информация: владеет окклюменцией. Приговорен к ссылке сроком на год, назначенная работа — лаборант профессора химии С. Мюли. Приписка синей ручкой: грёбаный извращенец.
Ну, это не новость, можно было бы дописать ещё пару ласковых.
Гермиона досадливо шмыгнула носом и осмотрела листик с двух сторон. Никакого адреса. Плохо дело. Заправила щекотавшие нос прядки за уши и раскрыла следующую папку: Теодор Нотт.
С колдографии улыбался мальчик-ангелочек. Тёмные, слегка волнистые волосы, широкие скулы, какое-то даже по-детски невинное выражение лица и очаровательная улыбка с ямочками. Этого парня она помнила не слишком хорошо. Скромный, тихий и воспитанный. Показывал себя вежливым, начитанным, и, кажется, они иногда встречались с ним на Древних рунах. Хотя, может, это был не он, а Фредерик Спотт? Гермиона никак не могла вспомнить лицо того парня с Древних рун. В личном деле Нотта не оказалось ничего особенного.
Всё почти то же самое что и у Малфоя: матери нет, мэнор, окончил Хогвартс, в преступлениях не замечен, распределен волонтёром в дом престарелых. Никакого адреса. Приписка почерком Лампкина: конченый идиот. Любопытно.
Следующая тоненькая папка: Грегори Гойл. Его она помнила хорошо. Туповатый дружок Малфоя. Судя по колдо, внешне он почти не изменился.
У Гойла в личном деле, к её разочарованию, тоже ничего не говорилось про их адрес, правда, место его работы было особенно странным — церковь. Кто вообще догадался отправить Пожирателя смерти к монашкам?
Приписка ручкой: левша.
Она на секунду задумалась, насколько странная градация негативных характеристик у Лампкина… Чем левши-то ему не угодили?
Но никаких правдоподобных вариантов в голове не всплыло. Результат кражи со взломом оказался печально скуден — никаких адресов или более конкретных указаний на местоположение. Только за места работы и можно как-то уцепиться. Всего лишь обойти все дома престарелых в Лондоне, церкви или найти этого профессора химии С. Мюли, а значит, проверить все школы и университеты…
Она захлопнула папки.
Ну что ж.
С этим можно было работать.
***
Драко устало поднимался по скрипучим ступенькам. Он весь грёбаный день провёл в душном кабинете химии, маркируя какие-то вещества, названия которых ему абсолютно ничего не говорили.
Выжженный жарой воздух даже вечером не становился прохладнее. Тёплый пот струился по лбу и смешивался с налипшей уличной пылью. Футболка насквозь промокла, и он старался не думать, как от него пахло. Хотелось просто добраться до душа и умереть там от переохлаждения и переочищения.
Салазар, очищающее заклинание чем не угодило Министерству? А за возможность наложить охлаждающее можно было смело кого-нибудь убить.
Это просто смешно.
Министерство оставило им палочки в магловском мире, но ограничило на все заклинания, которые якобы могли нанести вред живым существам.
Будильник, сука, они оставили.
Люмос и Таранталлегру тоже разрешалось использовать, а вот заклинание щекотки у палочки Драко было заблокировано. Зато Гойл почему-то колдовать его мог.
Какой такой логикой руководствовалось Министерство магии, оставалось загадкой.
На самом деле Драко не отказался бы получить список разрешённых или запрещённых заклинаний, но эти ублюдки просто наложили ограничение и пнули их под зад в магловский мир. Идите и любите маглов, мать вашу.
Ваш куратор вам всё расскажет.
Мистер Лампкин.
Жирный тупой аврор с идиотской фамилией. Драко мог временами ненавидеть Тео или Гойла. Но мистера Лампкина они втроём ненавидели всей душой.
Грязнокровный маг, которого обязали ввести их в курс дела. Он откровенно наслаждался ситуацией и совсем не стеснялся применять пыточные на подопечных. До крови из глаз и ушей, до тех пор, пока весь пол не будет покрыт ровным слоем горькой желчи, а кости не начнут вибрировать от боли.
Просто так.
За Майка, за Амбер, за Скотта и Тома.
Как будто именно они убили всех этих людей.
Да даже если и так.
Он всё равно никого из них не знал и не помнил.
В этот раз Драко очень ждал мистера Лампкина. Он должен был появиться через два дня. Привезти им корреспонденцию, проверить палочки и ходят ли они на свою отработку.
Через два дня. В этот раз они посмотрят, кто из них папочка.
Губы Малфоя непроизвольно растянулись в хищной улыбке. От мысли о мистере Лампкине, рыдающем и умоляющем о пощаде, настроение слегка улучшилось.
Улыбаясь сам себе, Драко шагал по ступенькам, рассеянно разглядывая надписи на стенах. Многие почти стёрлись и практически не читались. Кто-то матерился, оставлял свои имена, украшал их кривыми рисунками. Его взгляд задержался на жирной красной надписи «Охотничий сезон открыт, лицензии в квартире сто два». Чуть выше было выведено тонкой синей ручкой «Не надо из окна глазеть, чтоб видеть верный путь…», а рядом чёрные, толстые маркерные буквы грозно предупреждали: «Не теряйте змей!».
Драко уже почти верил, что этот дом живой и говорит со всеми, кто способен его понять. Он, будто бы слепец, провёл по надписи пальцами. Взял палочку и прямо так, по-магловски, нацарапал на облупившейся краске «Змеи тут».
Что ты скажешь на это, дом? Драко даже постоял немного в ожидании ответа, но стена упрямо молчала. Ну да, не магический мир. Он разочарованно хмыкнул и продолжил своё восхождение по ступеням.
Дом приветствовал его полумраком, запахом сырости, плесени и жареной рыбы. Как ни странно, за месяц, что они здесь пробыли, ему не попался ни один сосед. Казалось, будто бы они живут рядом с призраками, и только мелкие детали указывали, что дом всё-таки обитаем: запахи, голоса, вой собаки и всё те же надписи. Стены были щедро испещрены буквами, и каждый раз глаза выхватывали что-то новенькое.
Малфой любил их читать. В этом проявлялась своя какая-то первобытная магловская магия.
Ещё ступенька, вторая, третья… Тёмная голова Теодора Нотта.
Драко остановился и глумливо прицокнул языком. Блудный сукин сын где-то пропадал целые сутки, и он даже начал немного беспокоиться за сохранность ноттовской шкурки, а этот змеёныш сидел на ступеньках как ни в чём не бывало и курил. Хотя выглядел этот странствующий недорыцарь откровенно плохо: мокрые от пота кудри прилипли ко лбу, на лице ссадины, нос разбит, костяшки пальцев содраны, а на одежде засохшие капли крови. При этом от него за ярд разило приторным женским парфюмом.
Драко непроизвольно скривился. Слишком сладко. Будто бы кто-то взял самую сочную дамасскую розу, обмакнул её в топлёный мёд, потом в сахар и сверху посыпал тёртым шоколадом. Отвратительная какофония ароматов. Если Нотт и был на некоем тайном свидании, то окончилось оно однозначно весело.