Бабушка Бет снова закрыла глаза.
Я пользуюсь возможностью, чтобы ответить Алексу:
Она в палате. Мама ушла в театр.
Мгновение спустя отвечает Алекс:
Ты, должно быть, устала. Где ты остановишься?
Полагаю, у мамы. x
Его ответ сразу же всплывает:
Когда я сказал, дать мне знать, если я смогу что-нибудь сделать, я правда имел в виду именно это. x
Алекс слышал достаточно историй о моем детстве, когда мы гуляли по Лондону, чтобы точно знать, почему перспектива остаться с мамой не вызывает у меня особой радости. Я провела большую часть своей жизни, воспитывавшись в маленьком домике бабушки и дедушки, потому что мамы почти никогда не было рядом. Если она не встречалась с тем или иным парнем, то участвовала в какой-нибудь безумной схеме зарабатывания денег. Ей было всего семнадцать, когда я родилась, и она была счастлива позволить моим бабушке и дедушке воспитывать меня.
— Привет, милая, — говорит другая медсестра, входя в палату. — Просто собираюсь сделать кое-какие записи, — она берет планшет и что-то записывает, измеряя пульс и кровяное давление бабушки.
— Все ужасно заняты, — слабым голосом произносит бабушка.
— Вы знаете, что происходит? — спрашиваю я. — Как долго она пробудет здесь? — чувствую себя немного скованно, ожидая, что что-то произойдет.
— Мы прописали Бет кое-какие лекарства, которые должны снизить ее кровяное давление. Врач приедет завтра утром и проведет обход. Дальше она сама разберется.
— А что насчет сегодняшнего вечера? — я смотрю на часы. Уже половина восьмого.
— Что ж, часы посещений заканчиваются в семь сорок пять, — говорит медсестра, взглянув на часы, — но вы можете прийти завтра.
Чувствую, как меня захлестывает волна беспокойства:
— Что, если я понадоблюсь бабушке?
— Не волнуйся, — говорит бабушка Бет, протягивая руку и нежно сжимая мою. — Я в хорошем месте. Возвращайся к своей маме, увидимся завтра утром. И не беспокойся о кошке – за ней присматривают.
Мне некомфортно оставлять ее здесь. Она выглядит маленькой, увядшей и старой на фоне ярко-белых простыней, и мой желудок сжимается от страха при запахах и звуках больницы, когда я спускаюсь по лестнице ко входу. Мне невыносима мысль о том, что я могу потерять ее.
По крайней мере, мама прислала сообщение, в котором говорилось, что она будет на спектакле до одиннадцати и что ключ находится под каменной кошкой на крыльце. Она переехала в квартиру в неряшливо выглядящей части города, и мне приходится сверяться с картой в телефоне, чтобы убедиться, что я на нужной улице. Поднимаюсь еще по одному лестничному проему – она на третьем этаже, откуда открывается вид на крыши и далекое море. Выглядываю из окна в гостиной, глядя на темное осеннее небо. Подкрадывается зима. Я дрожу, обхватывая себя руками. Здесь есть газовый обогреватель, и я включаю его, нажимая на кнопку пять раз, прежде чем он загорается.
Брожу по пустой квартире, замечая мелочи, которые мама таскала с собой из одного дома в другой. Зеленая фарфоровая русалка, картина, изображающая обнаженную женщину, выглядывающую из окна. Старые потрепанные банки из-под чая, кофе и сахара. Я наполняю чайник и включаю его, проверяя, нет ли молока в холодильнике. Удивительно, но немного есть, и когда я нюхаю его, оно даже кажется свежим.
Я завариваю чашку чая, роюсь в шкафу в ее комнате в поисках одеяла и сворачиваюсь калачиком на диване, чтобы посмотреть телевизор, и беспокоюсь о бабуле.
Джеймс пишет, чтобы спросить, как дела. Я отвечаю неопределенно, объясняя, что с бабушкой все в порядке, мама ушла на представление, и, надеюсь, утром все прояснится. Он обеими руками за то, чтобы приехать сегодня вечером, но мысль о том, чтобы попытаться уговорить маму встретиться с ним и объяснять ей все, что происходит – я просто слишком устала и не могу с этим возиться. Но когда кладу телефон и у меня урчит в животе – осознаю, что ничего не ела с утра, я чувствую, как страх заволакивает комнату, как ночной туман с моря. Я не хочу, чтобы бабуля умерла. Я уже потеряла дедушку.
Мой телефон снова пищит.
Ты жива?
Это Алекс. Я отвечаю сразу:
Оставила ее в палате, полной стариков, печатаю я. И я боюсь, что потеряю ее. У меня почти нет семьи.
С ней все будет в порядке. Его сообщение доходит быстро. Ты сделана из довольно крепкого материала. Ты всегда говорила, что это происходит от твоей бабушки Бет. Что они сказали?
Они дали ей какое-то лекарство, и врач будет там завтра.
Ты будешь там?
А должна?
Определенно. Приходи в приемные часы – я поискал, они начинаются в десять. Врачи не будут проводить обход до этого времени, так что ты сможешь просто сказать им, что хочешь присутствовать при разговоре. Попроси свою бабушку сказать, что она хочет, чтобы ты была там.
Я вздыхаю с облегчением. Приятно, когда рядом есть кто-то, кто знает, о чем говорит, и мне приходит в голову, что у Алекса такие добрые, успокаивающие манеры, что из него, должно быть, получится действительно хороший медбрат.
Обязательно, пишу я. А затем добавлю, спасибо – я правда ценю это. Xxx
Для этого и нужны друзья, — отвечает он. Секундой позже появляется еще одно сообщение. Это всего лишь один x.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Джесс
3 октября, Борнмут
На следующее утро в половине восьмого меня будит телефонный звонок. Должно быть, я заснула на кровати в свободной комнате прямо в одежде – я все еще накрыта одеялом, моя голова неловко лежит на бархатной подушке. Я хватаю свой мобильный и отвечаю прежде, чем успеваю понять, кто звонит.
— Джесс, — задыхаясь, произносит Софи. — Извини, что звоню тебе так рано, но у меня весь день постоянные совещания, и я хотела узнать, что там происходит с бабушкой Бет.
Софи тоже знает бабулю почти всю свою жизнь.
— Узнаю больше, как только попаду в больницу.
— Напиши мне, — настойчиво просит она. — Я буду держать Джеймса в курсе. Он приедет?
Я чувствую, как мое лицо хмурится:
— Куда приедет?
— В Борнмут. Тебе не кажется, что было бы неплохо, если бы он был рядом для моральной поддержки?
— Не знаю, — я приподнимаю одеяло и свешиваю ноги с кровати, ощущая под босыми ногами мягкий коврик, который раньше был в спальне моего детства. — Вчера вечером он сказал что-то насчет того, чтобы приехать, но я чувствую, что это просто будет еще одна проблема, с которой придется иметь дело. Плюс, ты же знаешь, семейные дела – это сложно, — говорю я, запинаясь.
— А Джеймс – твой парень. Если бы что-то подобное случилось, Рич был бы рядом со мной.
— Ага, но вы с Ричем живете вместе. Вы – настоящая пара.