— Невиновен.
— Это не кто-то из нас, — раздается грубый голос снизу. Роб выходит из холла, размахивая двумя старомодными мышеловками. Это невысокий, бородатый, рыжеволосый мужчина старше всех нас, вероятно, ему за сорок. Роб выглядит и говорит так по-шотландски, что я всегда ожидаю, что он будет носить килт. — Думаю, у нас небольшая проблема с мышкой, — он ставит мышеловки на стол и протягивает мне руку. — Ну привет, незнакомец, — говорит он с приветливой улыбкой. — Давно не виделись.
— Мышь? — бабушка Бет фыркает от смеха, когда я рассказываю ей последние новости о том, что происходит в доме. Я свернулась калачиком на кровати, накрыв колени ворсистым одеялом, потому что на улице очень холодно и что-то не так с отоплением. Приятно слышать ее голос, и я чувствую волну тоски. — Вам нужно намазать немного арахисового масла на ловушку. Они не могут устоять перед ним.
— Тогда нам придется иметь дело с раздавленной мышью, — я содрогаюсь от такой перспективы.
— О, ради всего святого, девочка. Ты сделана из более прочного материала, чем это.
Я корчу гримасу, но ничего не говорю.
— Итак, ты, кажется, теперь вполне освоилась с соседями по дому.
— Да. Работа немного… — я пытаюсь подобрать подходящее слово, но не могу. — Все немного в новинку, вот и все.
Это все равно что пытаться запихнуть осьминога в авоську, вот на что это похоже. Когда я работала в маркетинговой компании, все шло по плану — по общему признанию, главным образом потому, что большую часть всего делала я сама. Но здесь, сейчас, ну. Я полагаюсь на авторов, доставляющих рукописи вовремя, редакторов, выполняющих свою работу в срок, капризы дизайнеров обложек, сроки доставки и многое другое. Это как игра «дженга», только с книгами. Если что-то пойдет не так, вся башня развалится. На этой неделе автор решила, что книга, над которой она работала, была неправильной, и что она хочет переписать ее целиком. Проблема в том, что у нас все готово к выпуску, и предполагается, что она поступит в печать через восемь недель. Я ложусь спать, беспокоясь о графиках печати, и просыпаюсь со стиснутыми зубами.
Бабушка Бет издает легкое фырканье:
— Мне кажется, ты немного напряжена, любовь моя. Может быть, тебе нужно подышать морским воздухом и отведать моих вишневых булочек.
Я слегка подзависла. Мысль об этом и об ее утешительных объятиях заставляет меня снова почувствовать себя десятилетней девочкой, и я испытываю острую тоску по дому, как в том возрасте, когда мы отправились на неделю в школьную поездку в Уэльс.
— О Боже, да. На самом деле, я собираюсь приехать и повидаться с тобой на следующих выходных, если ты будешь свободна.
— О, это было бы здорово, милая, но я собираюсь на автобусный тур в Гастингс.
Я зависаю еще немного.
— Может быть, на следующих выходных? — весело спрашивает она. — У меня соревнования по шахматам, но это только в субботу днем. Ты можешь принять расслабляющую ванну или пойти прогуляться со своей мамой.
— У тебя социальная жизнь лучше, чем у меня, — говорю я, и даже не в шутку. С тех пор как она переехала в жилой комплекс, она была занята больше, чем за все время, что я ее знаю. Это заставляет меня задуматься, не накапливала ли она всю эту социальную энергию все те годы, что была замужем за дедушкой. И тут до меня доходит — ей одиноко.
— У тебя же все хорошо? — обеспокоенно спрашиваю я.
— У меня то? Я цела и невредима.
— Ты не… не слишком скучаешь по дедушке?
Последние пару лет, когда он жил дома и ему становилось все труднее справляться со слабоумием, дались ей нелегко. Я жила с ними, полная решимости помогать всем, чем смогу, особенно после того, как мама, в соответствии с ее характером, отправилась путешествовать с новым парнем, с которым познакомилась. На деле, она никогда не брала на себя никакой ответственности. Дело не в том, что ей все равно, скорее, она… ну, она всегда была в некотором роде сосредоточена только на себе.
— Нет, милая. Точнее, я скучаю по нему, конечно же, но он бы не хотел, чтобы так продолжалось. Это благословение, в каком-то ужасном смысле.
— Знаю, — я думаю о дедушке раньше, когда он был здоров, возился в саду в домашних тапочках и шерстяном джемпере, срезал засохшие розы и приводил в порядок теплицу, которая была его гордостью и радостью. Я стараюсь не думать о том, как он сидит, затерявшись в своем собственном мире, уставившись в пространство часами напролет.
— В любом случае, хватит об этом. Что еще у тебя происходит? — спрашивает она.
Я рассказываю ей слегка отфильтрованную версию того, как на самом деле обстоят дела на работе, и как мне удалось пережить встречу с кучей важных людей, не облажавшись. Я не упоминаю Алекса или как я привыкла спать с затычками в ушах на случай, если случайно услышу его и Эмму в соседней комнате, или как я благодарна за прочные викторианские стены, которые приглушают большую часть шума, хотя, к сожалению, из-за них в такие дни здесь становится ужасно холодно. Как сегодня.