После вчерашнего я с этим пидарасом не то что за стол - на одном гектаре гадить не сяду, чуть слышно произнес обычно громкий Аркадий в ответ на молчаливый Арсениев вопрос. Он меня вчера снова закладывал Вике и шефу. Шепотом Аркадий говорил потому, что новый главный велел сломать в редакции все кирпичные стенки между отделами и разгородить помещение тонкими застекленными деревянными рамами, более приличествующими на первый взгляд какому-нибудь японскому домику из оперы Пуччини, нежели солидному идеологическому учреждению. Взгляд же более пристальный обнаруживал как раз идеологическую подоплеку реконструкции интерьера: она позволяла каждому контролировать если не мысли - во всяком случае речи соседа справа и слева. Впрочем, была в этом и некая прелесть: можно переговариваться с коллегами, не покидая отдела.
На одном гектаре с ним ты все равно гадишь. И я тоже. Все мы тут гадим на одном гектаре. Поэтому ты как хочешь, а я пошел пить чай.
57. 14.18 - 14.32
Сколько? Полтора. А Фицджеральд есть? В воскресенье на рынке полно было. Почем? Семь с половиной. И там, помню, как раз писали, что наиболее яркий индикатор экономического краха государства... Просто популяризация: ну, будто симпатичный человек прочел Мастера вслух. На прошлой неделе - семь-ноль. А ты за своего чего хочешь? Города и музеи мира. Две ночи стояла, записывалась. Полгода ждала, бегала любоваться, следила, как очередь движется. Отсутствие мяса, подорожание кофе, разные эрзацы и все такое. Причем где-то у нас читала: про фашистскую Германию, что ли. А он говорит: не ЦСУ, а прямо ЦРУ: такое впечатление, будто все мы - государственные преступники. Прочитал, высказал попутно пару мыслей. Так что в прямом смысле это и не театр вовсе. Получаю открытку, прихожу, а мне вместо финского кабинета югославскую ?Монику? суют! - в комнате, где проходили чаепития, так называемом конференц-зале, хоть никаких конференций там сроду не устраивали, стоял длинный, составленный из трех канцелярских, стол; на конце его, примыкающем к окну, кипел электросамовар; посередине располагались вазочки с сухарями, печеньем, соломкой; перед каждым из десятка сотрудников, удостоенных приглашения (род клуба: только свои), дымилась чашка, - ты знаешь, что у меня нету. Тогда Овидия и двух Мастеров. Кого? Это еще у Ромма. ?Обыкновенный фашизм?. Когда он сдавал картину в Госкино... Обрабатываем, говорит, разные таблицы, и волосы дыбом встают. Уже за одно то, что ты в курсе всего этого, тебя следует расстрелять как последнего диссидента и врага народа. А ты говоришь: статистика. ?Вишневого сада? не видел, но думаю, что играть его там некому. Ну какой из Высоцкого Лопахин? Смех один! А взять пришлось. Так что если кому ?Монику? надо, дай мой телефончик. Вмазался он, конечно, круто. А рядом такая баба сидела, блондинка! И вовсе не баба. Карга лет пятидесяти. А я говорю: блондинка, сам видел! Ромм тогда возьми да и брякни вслух, на голубом глазу: вы могли, мол, подумать, что это про нас?! Купил их, одним словом. Да Доронина давно развелась, она сейчас за сыном Гришина! Кавабату и Фриша. Я ж сам Мастеров собираю. Твое дело, старик. И заметь, говорит, у нас почти тысяча человек, и все все понимают. Памятник Неизвестному Маршалу: ИМЯ ТВОЕ БЕССМЕРТНО, ПОДВИГ ТВОЙ НЕИЗВЕСТЕН. Как раз в этом и юмор, что все все понимают - от министра до таксиста - а делают вид, что не понимают ничего. В основном потому, что всех это устраивает. Ладно, старуха. Умер-шмумер, был бы здоров. Все там будем. Тут-то наша высшая свобода и есть: слово не означает дела, и наоборот. Самое что ни на есть демократическое государство: живем по воле большинства. Люмпен-демократия! А про медаль слыхал? ЗА ВОЗРОЖДЕНИЕ ЦЕЛИННЫХ И МАЛЫХ ЗЕМЕЛЬ?
Дайте-ка лучше я вам анекдот расскажу, не выдержав, вмешался Арсений: все-то он сегодня норовил куда-то вмешаться. Риск по-французски - это когда десять французских парней выпивают десять бутылок коньяку и едут к десяти женщинам, наверняка зная, что у одной из них сифилис; риск по-американски - это когда десять американских парней выпивают десять бутылок виски, садятся в десять автомобилей и с погашенными сварами мчат на полной скорости к пропасти, наверняка зная, что у одной из машин не работают тормоза; и, наконец, риск по-русски - это когда десять русских парней выпивают десять бутылок водки - иногда им и чая хватает, вставил Арсений отсебятинку - и начинают рассказывать политические анекдоты, наверняка зная, что как минимум один из них стукач.
Ты на кого намекаешь?! взвился Игорь Целищев. Ты на кого про стукача намекаешь?! Но тут очень удачно, очень кстати раздался коридорный звонок. Что звеним? как ни в чем не бывало осведомился Арсений у Целищева. Очередная порнушка? Почему порнушка? - Целищев предпочел счесть Арсениев вопрос за извинение, чем остаться без последнего вообще; Арсений тоже предпочел зря отношений не обострять. Почему порнушка? Порнушка позже. Собрание. Поспешно доглатывая чай, толкаясь в дверях, десять русских парней поперли из конференц-зала. Арсений глянул на доску объявлений, - как же он раньше-то не заметил, не слинял вовремя! - СЕГОДНЯ В 14.30 СОСТОИТСЯ ОТКРЫТОЕ ПАРТИЙНОЕ СОБРАНИЕ НА ТЕМУ: РАБОТА ЛЕОНИДА ИЛЬИЧА БРЕЖНЕВА ?ЦЕЛИНА? И НАШИ ЗАДАЧИ В ЕЕ СВЕТЕ. Ты случайно не знаешь, - догнал Арсений Целищева, чтобы лишний раз подтвердить ему, что все они свои,- какое отношение наш журнал имеет к сельскому хозяйству? И попытался проскользнуть в отдел. Не тут-то было: неизвестно откуда возникла на пути Вика. Арсений Евгеньевич, пропела игриво, вы ку-да-а? Работать! Я же не член партии. Вика, кажется, не заметила иронии и продолжила вокализ: а собрание-то у нас откры-ы-тое-е... Сколько я понимаю в русском языке, перешел Арсений в прямое контрнаступление, слово открытое означает, что туда можно приходить. А не должно! Тут уж Вика не выдержала, посуровела: плохо вы понимаете в русском языке. Для советского журналиста - плохо! Русский язык - язык в первую очередь партийный. Язык победившего пролетариата. Читайте: явка обязательна.
Прежде чем залупаться дальше, следовало подыскать себе место. Воспоминания о не так давнем полугоде безработицы было еще слишком свежо, и Арсений побрел в кабинет главного.
58. 14.33 - 14.56
Непривычная для глаза мизансцена: за огромным, полкабинета занимающим столом расположились вместо хозяина неизвестно когда влетевшая в редакцию птичка Люся Яневская, вся деловая: шариковая ручка, стопка дефицитной финской бумаги; и вполне еще годящаяся в дело подступаться к которой, впрочем, не хотелось в связи с легким идеологическим блеском ее глаз - Галя Бежина, сорокалетняя дама из отдела документалистики. Сам же главный, снятый недавно с очень высокого поста за полный развал советского кинематографа, скромно и незаметненько, демократично, сидел среди народа. Ничем старались не выделиться и остальные трое начальников: зам, переведенный с повышением из ?Комсомолки? и пребывающий не в ладах не с одним кино, но и - видно, держали его здесь за что-то другое - с русским языком тоже, парторг Вика и, наконец. Тот, Кто Хитро, Но Добро Прищурясь, Висел На Стене. Все четверо демонстрировали, что они здесь на общих основаниях и потому тянуть за язык никого не собираются: рядовые присутствующие имеют, дескать, возможность проявлять политические активность и грамотность совершенно свободно и самостоятельно. Открытое партийное собрание, сказала Галя, убедившись, что никому из сотрудников редакции повинности избежать не удалось, разрешите считать открытым. Слово для доклада представляется главному редактору журнала Прову Константиновичу Ослову.
Моложавый, подтянутый, краснолицый человек в тонкооправленных импортных очках, с седоватыми волосами, зачесанными la Stalin, обнаружился голосом через два стула от Арсения: если товарищи не возражают, я прямо отсюдова, с места. Товарищи не возражали. Они понимали, что Ослов прост, как правда. Что это - ленинский стиль руководства. Мы все с огромным волнением прочитали и еще раз перечитали гениальную работу Леонида Ильича Брежнева Лично ?Целина?, начал бубнить по бумажке главный, и голос его от слова к слову все больше напоминал голос самого автора гениальной работы; губы костенели, взгляд тупел, шея слоновела, ...подчеркивает революционное значение освоения целинных и залежных земель. В те послевоенные годы, когда народу нечего было есть (Другое дело сегодня! - мысленный либеральный пыл Арсения, разожженный с утра, никак не унимался, хоть кол на голове теши!), партия приняла мудрое решение, сравнимое только? (Словно не в результате мудрых решений, сравнимых только... народу и стало нечего есть, молча продолжал растравлять себя Арсений) ...и сотни тысяч комсомольцев, невзирая на суховеи, с которыми партия помогала успешно справляться... (Арсений вызвал в памяти впечатления недавней целинной командировки: бескрайние пустыни без почвы, унесенной ветром, - бывшие некогда сплошными коврами степей пастбищами огромных стад скота; в Уральске, столице мясного края, традиционные среднеазиатские манты начиняют... привозной океанской рыбою! масло появляется только в конце месяца, да и то из-под полы, по двойной, по тройной цене! огромные, почти военные очереди выстраиваются на улицах за... карамелью!) ...и поэтому трудно переоценить...