– Простите, – улыбнулся молодой человек, сидящий неподалёку, – услышал обрывок разговора. Выходит, вы здесь как очарованный? Может, всё-таки классовое чутьё или ощущение историчности момента вас привели на баррикады? Сердце – такой ненадёжный орган! Как это поётся: «Сердечной тоскою подуло, фурункул на ж… надуло». Ха-ха! Вы меня не слушайте, мне просто весело. Так бывает перед самой смертью. Вот вы, – юноша обратился к усатому собеседнику, – вы смерть как-нибудь чувствуете?
Усач молча посмотрел в газа весельчаку.
– А я чувствую. Вот послушайте. Однажды сажусь в автобус, а у самого сердце не на месте. Какая-то анемия сердечной мышцы, что ли. И так-то мне нехорошо, будто эта анемия разливается по всему организму. Задыхаться стал, чувствую – в автобусе душно, хоть святых выноси. Из последних сил протолкался обратно к выходу, буквально вывалился на остановку. Автобус тронулся. И что бы вы думали? Как рукой сняло. Вдруг слышу: за углом дома, куда повернул автобус, раздался страшный грохот. Я бегом туда. И вижу: автобус опрокинутый лежит на тротуаре, а над ним встал на задние колёса, как на дыбы, здоровенный бензовоз! Вот-вот рванёт. Автобус наполовину смят, бензовоз прямиком в середину ударил. Стёкла в салоне все повылетали, и тишина. Только колёса в воздухе ещё крутятся…
– Ну. И что? – в один голос переспросили парня Артём и усач.
Молодой человек сдвинул брови и продолжил:
– Только я хотел подбежать к автобусу, бензовоз как жахнет! Последнее, что я запомнил, – пламя, жёлтое едкое пламя. Очнулся уже в больнице. Отбросило взрывной волной, и это спасло мне жизнь. Но сотрясение получил по полной.
Парень замолчал. Тиша прижался к отцу. Ему захотелось плакать, но он сдержался.
– Как-то невесело вы себя перед смертью почувствовали, юноша, не так ли? – прервал тишину усач.
– Да, невесело. Значит, не до́лжно было мне умереть в тот раз. Так ведь раз на раз не приходится! – ответил парень, сладко потягиваясь.
– Типун тебе на язык! – буркнул усач и принялся за бутерброды.
Глава вторая. Молитва
Незаметно канули в героическую лету ещё несколько блокадных дней. Видно, революционное время «а ля Марсельеза» движется несколько быстрее, чем неторопливое московское. Каждый вечер Артём уезжал на ночное дежурство к Белому дому. Дважды брал сына. На большее Вера была категорически не согласна.
Наступил вечер третьего октября. Семья сидела в молчании за ужином. Волна будущих обстоятельств материализовалась в реальное ощущение надвигающейся беды. Беда висела в воздухе и казалась неотвратимой.
Вдруг картинку в телевизоре сменили частотные полосы и пропал звук.
– Так, кажется, начинается, – глухо проговорил Артем, вставая из-за стола.
– Я тебя не пущу! – Вера встала между ним и дверью.
Молчание, как цветок, раскрыло свои бессловесные лепестки, захватив пространство прихожей.
– Вера, – подбирая слова, через минуту отозвался Артём, – выходит, мы с Тишкой ходили туда все эти дни зря? Покуражиться и поиграть в Парижскую коммуну? Как мне прикажешь жить дальше, когда все мои собеседники сейчас там?
– Я не знаю! – Вера глотала комья подступающего рыдания. – Не знаю ничего. Но тебе нельзя туда, понимаешь, Артёмка, нельзя!
– Папа, я с тобой! – Тиша вжался в живот отца. – Мама, нам надо!
Вера не выдержала, опустилась на табурет и зарыдала.
– Прости, не сдержалась. Тишу оставь… – с трудом выговорила она минуту спустя.
– Тихон, ты остаёшься с мамой, это приказ! – Артём отпустил руку сына, и тот зарылся в платок матери. Так щенок зарывается в сухую траву в минуту опасности.
Артём набросил на плечи пальто, рванул с крючка кепку и вышел за дверь.
– Артёмушка… – Вера поднялась, обняла Тишу и, по-бабьи подвывая, пошла к иконе.
– Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словеси мятежна…
Она шелестела губами молитву, правой рукой непрерывно крестилась, а левой гладила голову сына.
– Тиша, Тишечка, молись за папу. Тяжесть выпала ему нынче, ох, тяжесть, не приведи Господь…
Артём прошёл постовых и через минуту оказался на Горбатом мосту, где расположился его взвод.
– Бруно сняли. Значит, вот-вот жди гостей, – недобро усмехнулся усач, качая головой.
– Константин Олегович, давайте ужинать! – улыбнулся молодой знаток приближающейся смерти. – Что б ни крошки врагу не досталось! Нам с вами ещё надо успеть переварить и, так сказать, увеличить количество заградительного биоматериала!