Меня подключили к корабельной сети. Смотри, вон Солнце – звезда чуть ярче других. Как я радовалась, когда летала здесь на «Пустельге»! А где альфа Центавра? Ну конечно, вон она (компьютер тут же выдал мне все необходимые сведения и увеличил изображение). Изумрудная альфа, золотистая бета, алая проксима… Я частенько разглядывала их собственными глазами. Что ж, через какое-то время я увижу все воочию. Я? Но ведь я уже лечу – и не могу засмеяться от радости: нечем.
Ну и ладно. Я прекрасно знала, на что соглашаюсь. Вернее, воображала, что знаю. Шансы были пятьдесят на пятьдесят, зато потом, как я себе говорила, можно будет до конца жизни гордиться, что совершила нечто достойное. Разумеется, я рискнула. Та я, которая осталась на Земле, которая подчиняется присяге. Каким образом это произошло, до сих пор непонятно.
Я не собираюсь оплакивать себя; все равно нечем. Не стану жалеть о любви, о дыхании, голоде и том ощущении, которое возникает, когда идешь босиком по мокрой траве. Не стану? Тело меня больше не ограничивает, я избавилась от его потребностей и желаний. Впереди – приключения и открытия, на которые мой двойник просто не способен. Но к тому, что ты теперь машина, надо еще привыкнуть.
Когда я выполню работу, то, пожалуй, выключу себя.
– Кира?
– Шеф?
– Я разговаривал с остальными. Народ хочет устроить что-то вроде вечеринки. Так сказать, гульнуть напоследок, перед тем, как мы все отключимся. Присоединишься?
– Я… Gracias, но, наверно, нет.
– Уверена? Это должно помочь Нам, модулям, слишком одиноко, чтобы мы могли бросаться такими возможностями.
– Да уж.
– Кира?
– Да, шеф?
– Тебе нехорошо?
– Ерунда, пройдет.
– Подожди. Пожалуйста, выслушай меня. Я не собираюсь вмешиваться в твои личные дела. Кстати, ты ведь продолжаешь считать себя личностью, правильно? Ты вольна в своих поступках, но у тебя больше нет одежды, чтобы прикрыть наготу. Не переживай и, ради всего святого, не замыкайся в себе. Наоборот, раскройся – как можно шире, слейся со вселенной.
– А вы слились?
– Нет. Я пытался, но у меня ничего не вышло. Но поверь моему опыту: идеал, нечто такое, на что можно ориентироваться, придает существованию смысл.
– Который не заменит всей полноты жизни.
– Сочувствую, Кира. Я прожил долгую жизнь, еще дольше пробыл в шкуре модуля, и готов подтвердить, что живым быть лучше. Причем сознание я скопировал уже в старости, когда все осталось позади; а ты молода… Но ничего страшного. Да, ты утратила то завтра, которое сулила Земля, но приобрела новое, и оно, между прочим, состоит не только из сплошной работы и грусти о былом. Ты научишься быть собой, станешь находить удовольствие…
– Я помню, вы все это обещали.
– Я не обманывал. У нас с тобой не те отношения. Честно говоря, я убежден – мы еще повоюем.
– Зря я, наверно, распустила нюни… Хотя чем мне их было распускать?
– Молодец, подружка. Не переживай, все будет в порядке.
– Я знаю.
– Слушай, давай поболтаем. У нас в запасе пара-тройка часов. Я расскажу тебе о своих приключениях – хочешь верь, хочешь нет, – а ты мне о своих; окунемся в прошлое, заглянем в будущее, а под конец возьмем да споем «Маккамона». Идет?
Неужели для нас, модулей, существует аналог человеческой любви?
47
В свой последний день на Гавайях Кира отправилась в море вместе с Кейки-моана. Бросив якорь около рифа; она разделась и прыгнула с борта лодки в воду. Купание растянулось на несколько часов. Кейки резвились в волнах, ныряли туда, где росли кораллы, время от времени выбирались на риф, чтобы отдохнуть и погреться на солнце под неумолчный рокот прибоя. Кира старалась ни в чем не уступать – пела, когда пели Кейки, и танцевала, когда танцевали они.
Она обрела покой, которым, как щитом, заслонилась от сомнений и тревог. Красота природы, кипучая жизнь, ты сливаешься воедино со зверями, птицами, травами – принадлежишь этой планете, прежнее великолепие которой, быть может, сумеют восстановить в ближайшее столетие. За последние десять лет биомеханика добилась небывалых успехов, а контроль рождаемости (точнее, метод планомерного сокращения населения) распространился и на экономически отсталые страны. Поневоле создавалось впечатление, что конфликт с «Файерболом» привел людей в чувство, вернул человечеству рассудок. Неужели ей и впрямь хочется улетать?
– Мне пора, – сказала Кира, когда солнце перевалило через зенит; в теле ощущалась приятная усталость. Чарли явно огорчился. Она погладила его по голове и поплыла к лодке. Дети Моря провожали ее до самого берега; их силуэты то и дело возникали на гребнях волн. Причалив, Кира оделась и повернулась к друзьям – попрощаться.
– А'о'а, а'о'а, – откликнулись Кейки. От них пахло рыбой; они тыкались ей в ладони своими мокрыми носами. Казалось, еще немного – и Кейки заплачут.
– Счастливо вам, – проговорила Кира.
– Мы не знаем, как проживем без тебя, сестра, – отозвался Чарли.
– У вас есть другие братья и сестры.
– Они уходят, а молодняка нет.
Он прав, подумалось Кире. Молодые люди, которых она встречала на побережье, ничуть не походили на нее саму в их возрасте. Люди забывают о жестокости и насилии; быть может, они одновременно утрачивают ту энергию, которая когда-то выгнала их из пещер за пределы Солнечной системы? Чего можно ожидать от эволюции? Какой-нибудь новой мании?
– Я вас никогда не забуду.
– Мы тоже тебя не забудем, мы и те, кто придет после. Ты будешь жить в наших песнях. Пока мы живы, твой дух будет танцевать с нами при лунном свете.
Значит, пока мы живы… Кира посмотрела на небо, отыскала взглядом ущербную Луну. Внезапно женщину пробрал озноб. Ведь сейчас ее здесь могло и не быть. Хотя файерболские пилоты больше не летали, поскольку компания передала почти все корабли Космической Гвардии, селенархи пожелали сохранить несколько пилотируемых звездолетов; Ринндалир предложил Кире один из них. Мол, жить она будет в замке… Но девушка отказалась. Она положительно не понимала Ринндалира. К примеру, какого дьявола его понесло к альфе Центавра?
– Adios, – произнесла она. – Aloha nui loa. – И двинулась вверх по склону холма. Ей вдруг вспомнился Неро Валенсия, который, оказывается, также летит на Деметру. Bueno, он человек храбрый и опытный; к тому же, на Деметре ему не позволят чуть что хвататься за оружие. Неужели?
Информатор на запястье Киры отправил сигнал, который открыл замок на воротах. Женщина миновала забор – и остановилась как вкопанная. На автомобильной стоянке, рядом с ее машиной, ждал какой-то мужчина. Заметив Киру, он приветствовал ее файерболским салютом и сделал шаг навстречу. Джефф, сын Вашингтона Паккера, молодой парень лет двадцати с небольшим, загорелый до черноты…
– Saludos, пилот Дэвис, – с запинкой поздоровался Паккер. – Надеюсь, я не помешал.
Кира огляделась по сторонам. Тех, кто собирался покинуть Землю, несмотря на официальный запрет, буквально изводили газетчики и мультивизионщики, от которых, особенно поначалу, просто не было спасения.
– Все в порядке, если только ты не привел «хвоста».
– Я старался не вызвать подозрений. – Чувствовалось, что юноше хочется изложить все в подробностях. – Сообразив, что мне необходимо повидаться с вами, я упросил отца дать мне ваш телефонный номер. Именно номер, не адрес и не код скремблера. Я позвонил, поговорил с сеньором Ли, спросил, нельзя ли встретиться с вами. Он предложил поехать на побережье и сказал, что охрана меня пропустит. – На шоссе, в километре друг от друга, располагались два пропускных поста. На первых порах это корреспондентов не останавливало, но когда охранники уничтожили две автоматические телекамеры, они немного утихомирились; картинки же с воздуха публике быстро наскучили. – Сеньор Ли хороший человек. – Паккер вздохнул.
– Ты уверен, что за тобой не следили? – уточнила Кира. Ей вовсе не улыбалось в очередной раз давать интервью.
– Я надел маску, – Паккер указал на свою сумку-пояс. Большинство эмигрантов носило так называемые псевдолица, которые помогали оставаться неузнанными. – А добирался сюда на такси.