Где-то в глубине, на которой еще обитают рифовые кораллы, на одном из возвышений развивается постепенно поднимающийся вверх риф. В зависимости от формы возвышения он может быть куполообразным, вытянутым, серповидным или неравномерно разветвленным. Пока он растет в спокойной воде глубин с почти неизменными условиями жизни, форма его случайна.
Однако как только риф приближается к поверхности, он подвергается воздействию ветра и волн. У побережья Квиксленда восемь месяцев в году господствует равномерный юго-восточный пассат, и рифы принимают соответствующую ориентацию. Ветер и волны приносят пищу и кислород, поэтому кораллы пышно разрастаются по направлению к юго-востоку. Они все дальше растут против движения волн, и так образуется все более крутая, затем вертикальная и, наконец, в верхней части даже нависающая стена.
Куски кораллов, обламывающиеся во время бурь, несутся морем через риф. Так, на обратной, защищенной от ветра стороне образуется пологий склон, на котором откладывается все больше и больше обломков и песка.
Раковинки погибших крошечных планктонных существ - фораминифер-тоже оседают здесь10. Удары волн размалывают отмершие кораллы. Рыбы-попугаи и другие пожирают кораллы, дробят их - и тоже получается песок.
Во время прилива и отлива песок поднимается и перебрасывается через риф. Так заполняются стыки и трещины, в то время как известковые водоросли скрепляют гравий. В верхней части рифа - между вертикальной стеной, с одной стороны, и покрытым гравием склоном, с другой - образуется сравнительно гладкое, очень твердое, редко населенное полипами плато. Во время сильных бурь море выбрасывает большую коралловую глыбу, которая остается там, выступая из воды. Поскольку над плато господствуют сильные течения, только цепкие существа способны там развиваться. Чем старше риф, тем шире становится плато.
Однако риф не растет дальше - как это часто предполагают- навстречу преобладающему движению волн. Как только образовалась вертикальная стена, дальнейший рост уже невозможен. Зато риф продолжает расти в противоположном направлении, у все более удаляющегося склона, покрытого галькой. Там среди песков возникают новые коралловые кусты, глыбами и башнями поднимающиеся к поверхности, а так как в защищенной воде условия для жизни везде одинаковы, они равномерно растут во все стороны. Близко стоящие башни и глыбы соединяются, и в результате образуются лабиринты и замкнутые озера. Здесь рай для животных, предпочитающих тихую воду. Наконец, кораллы развиваются пышнее всего у поверхности, поэтому ущелья срастаются наверху и превращаются в более или менее крытые гроты, ведущие иногда в глубь рифового плато.
Полипы постоянно борются с песком. Если песок берет над ними верх, полипы отмирают. На защищенной от ветра стороне в воде меньше кислорода и пищи, чем в прибое у внешнего края рифа; в результате колонии здесь не столь стойки. В поры коралла проникают небольшие паразитические водоросли и губят полипы. Большая часть видов исчезает, и лишь немногие могут выжить. Обширные участки пустеют, и их заносит илом. Вода становится все более мутной, а известняковые стены выглядят голыми и безжизненными. В конце концов риф почти совершенно пустеет.
Наверху же на рифовое плато течениями намывается песок; образуется отмель. Ветер и птицы приносят семена, и из них вырастают растения. Почва укрепляется, образуется перегной. Вода приносит один-два кокосовых ореха, и вот уже первые пальмы стремятся ввысь... Возник новый коралловый остров.
Утром 2 января я вместе с Макдональдом покинул Кэрнс. Мы получили извещение о прибытии новой камеры, и Лотта осталась, чтобы получить ее. Она должна была лететь в Кук-таун и там встретиться с нами. Сначала мы отправились к острову Грин, где один житель Кэрнса хотел показать нам огромную раковину диаметром в два метра; однако он безрезультатно искал ее целых три часа. Тогда мы ссадили его и направились к рифу Пикси; достигли его еще засветло.
Это совсем молодой риф, поднимающийся с тридцатипятиметровой глубины в виде одинокого купола. Поверхность его покрыта пышными садами из мадрепор. Между коралловыми деревьями сильное течение несло рыб, словно ветром. Чтобы фотографировать, пришлось ухватиться одной рукой за коралловые ветви, но все же меня сорвало и потащило через риф. Течение несло воду по ущельям и каналам. Энергично взмахивавшие хвостами рыбы головой вперед пробирались против тока воды. Две крошечные акулы носились между кустами, словно ракеты, видимо просто ради удовольствия. Все текло, все двигалось, лишь кораллы стояли неподвижно. Среди окружающей суетни они величественно простирали свои ветви с изящными каменными "бутонами".
Мы переночевали на подветренной стороне мыса Трибулейшн; влажный воздух предвещал бурю. С восходом солнца мы были у рифа Ивнинг, над которым так долго кружили на самолете. Я исследовал внешние края рифа, сравнивая с составленными нами картами. Однако они спадали круто, и это едва ли могло согласоваться с данными Кука. Если бы "Индевр" села на мель здесь, она повисла бы на краю вертикальной стены.
Значит, знаменитые пушки все же лежали у мутноводного рифа Индевр. Через два часа я был там. Я разбил весь район на семь зон, через которые меня в акваланге должна была протащить лодка. Теперь для этого есть гораздо более совершенные средства, тогда же я располагал только висящей на веревке небольшой доской, за оба конца которой ухватился и таким образом регулировал свое движение вверх и вниз. Не думаю, чтобы я когда-нибудь еще испытывал такой беспрестанный страх, как в тот и следующий день.
Вода была такая грязная, что видимость едва достигала пяти-шести метров. Это очень мало в море, особенно если вблизи акулы. Я держался вплотную ко дну и парил над невероятными коралловыми образованиями. Всюду, словно на огромной свалке, беспорядочно лежали обломки коралловых ветвей; в некоторых местах кучи их скоплений достигали метра в высоту. По-видимому, над этим районом недавно прошел циклон. Глыбы высотой в башню, похожие на великанов первобытного леса, свалились, а на них росли другие, более молодые кораллы самых причудливых очертаний.
Судя по результатам исследований на Самоа и Мальдивских островах, мои поиски имели очень мало шансов на успех. Установлено, что за тысячу лет кораллы образуют слой толщиной в 25 метров; стало быть, со времени кораблекрушения "Индевр" риф вырос на целых четыре с половиной метра. Однако, по моим наблюдениям, наросты на затонувших кораблях образуются совсем не так быстро; более тоге, иногда толщина наростов не достигает и десятой части теоретической. Кроме того, кораллы образуют там совершенно особый биоценоз, в котором участвует гораздо больше видов, чем в рифе. Поэтому я надеялся обнаружить место, где затонули пушки, даже если бы все заросло.
Я стиснул зубы и полетел со скоростью двух узлов через огромные пространства мутной воды. Среди коралловых обломков лежали поразительной величины гигантские тридакны, широкие и массивные. Они были похожи на жуткие цветы подводного мира, подстерегавшие добычу, как манящие ловушки в хаотических нагромождениях.
Прямо передо мной проплыла большая акула-мако. При моем приближении она метнулась в сторону, и я больше ее не видел. В другой раз позади следовали две синих акулы, интересовавшиеся мной так, как щука интересуется блесной. Я так разнервничался, что прервал поездку и хотел отправиться в Куктаун еще до наступления темноты. Но передо мной все еще стояли обросшие кораллами пушки знаменитого мореплавателя. Поэтому, переборов себя, я закончил на следующий день к обеду всю работу. Я ничего не нашел, но мог сказать себе: сделано все, что было в моих силах. Пусть пушки мирно отдыхают среди хаотически разбросанных кораллов!..
Солнце садилось, когда мы вошли в пустынный куктаунский порт. Здесь почти ничего не осталось от некогда процветавшего города золотоискателей. Рудники уже давно истощились, а порт оказался непригодным для больших кораблей. Потом циклон разрушил большую часть домов. Когда-то здесь проживало 20 000 жителей, теперь их только 350.
Лотта шла нам навстречу по длинной пустынной улице, на которой то тут, то там стояли ветхие дома. Она облегченно вздохнула, увидев нас.