Самки оживлялись только к вечеру. Перед заходом солнца они еще раз отправлялись на охоту; уставшие, все выбирались на сушу, причем бравый самец последним. Малыши путешествовали от одной самки к другой, обнюхивали их и искали свою маму. Не находя ее, они жалобно кричали "Бё-ё-ё". Тогда мать сразу же отвечала таким же, но более низким "Бё-ё-ё". Постепенно становилось тихо. Только "хозяин" еще каждые пятнадцать-двадцать минут поднимал голову и озирался вокруг - больше всего его беспокоил молодой соперник. Затем засыпал и он. Эйбль тоже.
Мы отправились к восточному побережью острова Гарднер, где увидели несколько других колоний морских львов. Вода там тоже оказалась грязной, но зато немного дальше от берега она была кристально чистой. Здесь мы поплавали в аквалангах у поверхности и попытались подманить к себе самок морских львов. В одной колонии увидели самца, спящего на скале. Мы заманчиво и грустно промычали "Оаа!
- Оаа!"
"Дамы" сразу же насторожились. Они бросили взгляд на спящего повелителя и поползли в воду.
Мы нырнули на глубину двенадцати метров, на дно, и стали ждать. Молодые самочки уже подплывали. Мы никогда не видели что-либо более элегантное и грациозное, чем эти стройные животные! Они плыли, словно радуясь тому, что вода омывает их тело, и казалось, они совершенно не подвержены действию силы тяжести. Животное двигалось с прелестной грацией. Передние ласты служили им как веслами, так и рулем.
Мы с Лоттой стояли рядом на дне, Джимми, вооруженный кинокамерой, удалился от нас метров на пятнадцать. Услышав визг животных, мы тоже завизжали. Они вплотную приблизились к нам, кружили вокруг на расстоянии около метра и рассматривали нас своими большими коричневыми глазами, которые на суше выглядели столь тупыми и близорукими, но под водой обнаруживали любопытство и ум. Одна из самок остановилась возле меня, пустила пузыри и взвизгнула. Я тоже мог это сделать. Я выпустил еще более красивые пузыри и вложил в свой голос обольстительные нотки. Самочка приблизилась мордой к моей вытянутой руке. С затаенной радостью я одновременно прислушивался к постоянному жужжанию в воде - это работала кинокамера Джимми.
Затем молодая самка томным движением взвилась вверх, сделала вдох и вернулась назад. Второе животное почти касалось своей изящной усатой мордочкой наших ныряльных масок и с любопытством глядело через стекло. Быстрый поворот- и обе подплыли к безустанно снимающему Джимми. Они скользили вплотную над его камерой, кружили над ним и затем поспешно направились к берегу. Джимми исполнял на дне моря нечто вроде пляски Святого Витта. Судя по его жестам, он заснял сцену, о которой давно мечтал.
Мы воспользовались тем, что вода была необыкновенно прозрачна, и засняли на кинопленку огромные стаи рыб-солдатов и желтохвостиков, крутившихся возле нас. Поразительно, что эти рыбы, так же как птицы и морские львы на суше, не обнаруживали страха. На земле отсутствие страха могло объясняться тем, что там не было хищников, зато под водой хищных рыб, в том числе и акул, было вполне достаточно. Тем не менее рыбы были более ручные, чем где-либо в другом месте. Представители одного из видов рыб-хрюшек, появившиеся плотной стаей, даже давали прикоснуться к себе пальцами. Объяснение могло быть только одно: здесь такое невероятное богатство мира рыб, что хищники должны быть постоянно сытыми и усталыми; таким образом, отдельные животные становятся сравнительно беспечными и небоязливыми.
У восточной оконечности острова Гарднер, где перед побережьем расположена большая лавовая скала, мы ныряли при сильном волнении. Едва ли можно поверить тому, что мы видели здесь под водой. Участок плоского песчаного дна, расположенного на глубине двадцати метров и окаймленного большими камнями, казалось, был устлан ковром из рыб, Десятидвадцатифунтовые рифовые окуни со всех сторон приближались к нам, как будто хотели добровольно предложить себя на обед.
За стеной, образованной квадратными камнями, Лотта обнаружила большого спящего ската-хвостокола. Она спугнула его гарпуном, и он был так этим удручен, что налетел на камень и сбил его. Одновременно Джимми толкнул меня в бок: шестнадцать больших скатов-орляков замкнутым строем плыло в нашем направлении!
Джимми обслуживал камеру с хладнокровием англичанина. Массивные животные медленно пролетели над нами, словно допотопные летающие чудовища. Затем внезапно появились морские львы. Они стали кружить вокруг нас. Заглянув несколько позже в трещину в лаве, я обнаружил там не менее дюжины больших лангустов. Протянув свои усики, они сидели рядышком, словно на представлении в театре. Мы подозвали лодку, и Ксенофон подавал мне одно копье за другим. За каких-нибудь пять минут я вытащил всех лангустов наверх - девятнадцать килограммов! Они были украшены великолепным красным и синим узором. Двое как раз сбросили покров, и панцирь был еще мягким, незатвердевшим.
Мы побывали также на крошечном острове, расположенном восточнее Осборна, и назвали его Ксарифа. Здесь море буквально кишело рыбами. Вокруг островов Галапагос сталкиваются холодные и теплые течения, поэтому здесь гибнут огромные массы планктона, что привлекает миллиарды рыб, по следам которых идут и хищники.
Видели также несколько акул - некоторые значительной величины, но они мало интересовались нами. Так как их обеденный стол всегда богато накрыт, они, казалось, не хотели затрачивать усилия, чтобы придумать себе новые блюда.
Неделя прошла быстрее, чем мы думали. Мы ныряли и наблюдали, коллекционировали и фотографировали, затем течение изменилось, и вода стала мутной. На прощание мы устроили на пляже вечерний пикник. Пристрелили двух диких коз и зажарили их на открытом огне. Издали за нами наблюдали морские львы. В их среде произошли значительные изменения: старый самец был свергнут с трона!
Однажды утром Эйбль установил, что командование взял на себя молодой. Теперь старик сидел в стороне на том же месте, которое раньше занимал молодой. Возможно, я был косвенно виноват в этом. Может быть, я сломал его гордость ударами копья - мне вспомнился взгляд старого животного. В его жизни появилось что-то новое, превосходящее. Возможно, это дало сопернику необходимый толчок, чтобы оттеснить старого властелина.
Спустя четырнадцать дней на острове Сеймур мы увидели огромную колонию из нескольких сот животных. В стороне, на строго ограниченном небольшом участке сидело несколько старых полуослепших самцов, доживавших свой век, словно в приюте для престарелых. Их победили и вытеснили. Старые и усталые, они жили теперь рядом с несколькими ссохшимися трупами морских львов, скончавшихся некоторое время назад. Вероятно, вспоминали о днях, когда они, сильные и властные, плавали перед своими участками берега, а к ним подплывали "дамы" и кусали в затылок. Их время прошло, никто теперь не обращал на них внимания. Природа, выдвигающая все сильное и молодое и отбрасывающая все старое и слабое, выделила им в качестве особой милости небольшое место, где они могли спокойно умереть.
На острове Флореана мы посетили могилу известного доктора Риттера, судьбой которого в свое время много занималась печать всего мира. Участок, когда-то принадлежавший ему, одичал, от дома ничего не осталось. В кустах я нашел маленькое, совершенно оплетенное растениями каменное кресло, на котором Риттер имел обыкновение сидеть и думать.
Он прибыл в 1929 году на острова Галапагос, чтобы вести здоровый образ жизни и размышлять на досуге о делах нашего мира. Может быть, его образцом был Ницше, размышления которого в одиночестве на скалах Рапалло вдохновили на создание его Заратустры. Но у Риттера вышло иначе. Первые два года были для него и спутницы его жизни, Доры Кервин, очень тяжелыми. Они читали книгу Биба об островах Галапагос и не приняли во внимание, что тот, будучи зоологом, видел острова сквозь розовые очки. Сухая пыльная действительность была ужасающей. Риттер обнаружил в возвышенных районах острова воду, но прошло очень много времени, пока ему удалось после тяжелой борьбы заставить сухую почву кормить его.
Зато прибыли богатые американцы и заинтересовались человеком, который разгуливал нагим и хотел дожить до ста сорока лет. Они оставили ему предметы первой необходимости и консервы. Потом, привлеченная газетными сообщениями, появилась австрийская баронесса, которая привезла с собой трех молодых людей и поселилась невдалеке. Она провозгласила себя королевой Флореаны. Вскоре между обеими группами начались споры.