Выбрать главу

А то ж Кутяков был, этот вроде зоотехник. Свел лошадей. Энту убить, энту убить, перебил всех коней.

— За что же?

— Говорит, сапатые. От сапа убивал. Вывел всех коней, вот так было́. Ну, этого взяли, конечно.

— Значит, и такие были, и вредители были? Не выдумка это? А то говорят, что только невинных брали.

— Были вредители. Коней у нас поубивал, сапатые вроде. Были, а как же! Ну, работали мы тогда дюже хорошо. Не так, как счас. Счас не хочут работать.

— Почему же не хочут? Откуда вы взяли?

— Ну как же! Я ж на насосной дежурю, а там сеют. Приедут на этих «челябинцах» в десять часов, позавтракают, ага, а уж после пошли. Четырех еще нету, а они уже отсеялись, отпахались. Не-е. У нас так не работали. А почему? — спросил у себя Николай Петрович и постучал костяшками пальцев по столу — стук-стук-стук. — Вот почему, денежки. Если бы от этих тракторов получали все, и директор в том числе, другое дело было́ б.

— А сейчас от чего получают? — спросил Михал Михалыч заинтересованно.

— Счас? Хе-хе-хе… От пробега, кто больше горючего сожгет. Они завтракают, а трактор тарахтит, они обедают, а трактор тарахтит. Вот и жгут, кто больше.

— Нет, Николай Петрович, от урожая сейчас все получают, от него.

— Не знаю, может, и так. Я давно не работаю, не знаю. Счас же эта, гуртовая, на один наряд, хе-хе-хе. Кто и честно работает, а кто и филонит, так вот. Техники счас много всякой. Не то что было́ у нас. Я после войны в Сталинград четыре раза ездил, на поле боя. Разбирали танки, разбирали всевозможные машины, вытаскивали всевозможные подшипники. Какому — они ж нам нужны — верхнюю обойму точим, какому внутреннюю точим, МТС восстанавливали, ничего ж не было́. И заводы наши тогда еще не совершенствовали так, все восстанавливали…

— Ну что ж, Николай Петрович, спасибо вам за разговор, теперь мы познакомились, а «Муравья» поможем вам приобрести. До свидания. Заходите, если что.

— Спасибо вам, Михал Михалыч. Видать, вы неплохой мужчина, дело у вас пойдет.

— Будем надеяться.

Ушел Курносов Николай Петрович. Вот ведь из одной беседы, а сколько открылось. И прошлое, и давно прошлое, и нынешнее. Но старик немного поотстал, нынешний день больше по слухам знает. Но все же. Вот так бы с каждым, с молодым и старым. Да. Времени только много уходит. А другого пути нет. Надо беседовать. Так заключил Михал Михалыч. Он сидел и не просто слушал этого Курносова, он записывал кое-что, заносил в свою бухгалтерию, в свой кондуит. Телефоны молчали. Они знали, что произошла перемена. Старый ушел, новый, что он делает, чем занимается, никто еще не знал. Михал Михалыч закрыл кабинет, сказал секретаршам, что ушел пообедать и чтобы к трем часам вызвали всех главных специалистов. Надо с них начинать.

6. Старый директор

Планерка продолжалась час с небольшим. Михал Михалычу, сидевшему с тетрадочкой и что-то записывавшему перед каждой фамилией — а специалистов было около пятнадцати человек, — больше всего запомнился главный зоотехник, по нынешней структуре — начальник цеха животноводства, Али Магомед-Али, молодой черноволосый мужик с тонкими чертами лица, карими глазами и очень доброжелательным взглядом.

Михал Михалыч сразу заметил этот взгляд, как бы говоривший ему: давайте смелей, Михал Михалыч, мы с вами сработаемся, вы мне лично уже нравитесь, и я первый стану вашей опорой. Михал Михалыч, слушая выступавших, взглядом отвечал Али Магомеду: спасибо, я это понял уже и благодарю вас за это взаимопонимание. Близость между главным зоотехником и Михал Михалычем установилась на этой первой планерке еще и благодаря их возрасту. Оба они были молодые, тридцатилетние ребята, если можно так сказать о руководителях крупного хозяйства. Да, это были молодые, полные сил ребята, один здешний, томузловский, другой родился не так далеко отсюда, в горах Дагестана.

Конечно, он запомнил и других, кто составлял руководящий штаб хозяйства и с кем теперь предстояло Михал Михалычу жить и работать, может быть, долгие годы. Начальник цеха растениеводства Акимов Василий Николаевич, крепкий плечистый парень, тоже молодой, чуть ли не саженного роста, поражал при своем росте и богатырском сложении удивительным, чуть ли не детским добродушием открытого светлого лица. Запомнился председатель профкома Коваль Анатолий Васильевич. Он говорил торопливо и сбивчиво, как будто во время говорения катал во рту горячие горошины, обжигался, перекатывал их и старался при этом убедить слушателей своим быстрым говорением. Видно было кроме этого, что Коваль — живой, компанейский человек, который никогда и ничего не носит за пазухой.