— Слышь, как пишется «патриот» — через два «т»?
— Пять рублей, — предложил Гошка.
— Шкура, — сказал фотограф и обиженно отвернулся.
5
В начале июня неожиданно приехал досрочно демобилизованный Аркаша Марочкин. Уезжал простым человеком, а вернулся ефрейтором. Привез Аркаша матери подарки: полушалок чисто шерстяной, отрез на платье и еще кое–чего по мелочи. Было чего рассказать. Когда выключили электричество, Тихоновна засветила керосиновую лампу, и долго еще желтели два окна в доме Марочкиных.
Утром Аркаша не торопясь умылся, позавтракал и, приведя себя в порядок, вышел на крыльцо.
Лизка, которая вот уже полтора часа ковыряла мизинцем трухлявую штакетину в Аркашиной калитке, кинулась к долгожданному:
— Аркаша!
И обомлела. На Аркаше все сверкает. Сапоги, пуговицы, бляха. На груди значков штук шесть. Все большие, как ордена, и тоже сверкают.
— Аркадий Алексеевич, — поправилась Лизка и отступила на два шага в сторону.
— Здорово! — Аркадий двумя пальцами расправил гимнастерку под ремнем и, выбросив вперед левую руку, долго смотрел на циферблат часов.
— Сколько время? — почтительно спросила Лизка и сама смутилась от нелепого своего вопроса.
— Полчаса десятого, — значительно ответил Аркаша и между прочим поинтересовался: — Ну как жизнь?
— Ничего, спасибо.
— Замуж еще не вышла?
— Нет еще.
— Чего ж так?
— Куда спешить–то? — сказала Лизка, приблизилась и тревожно посмотрела в Аркашины глаза. — А ты… А ты не женился?
— У солдата в каждой деревне жена и в каждом доме теща, — сказал Аркаша и опять посмотрел на часы. Потом вынул из кармана сверкающий никелем портсигар, щелкнул крышкой, постучал по крышке мундштуком «Беломора».
— Опять в колхоз пойдешь или как? — робко спросила Лизка.
— Не знаю. Посмотрю, что председатель скажет. Найдется что подходящее — останусь. А нет, так… Меня теперь где хотишь примут. Механик–водитель. На любой завод без разговору. — И заторопился: — Ну ладно, пойду, чего тут зря разговаривать!
Лизка одним пальцем тронула наглаженный рубчик Аркашиного рукава:
— Вечером в клуб придешь?
— Не знаю. — Аркаша убрал локоть. — Чего там делать? — Но, поглядев ей в глаза, смягчился: — Может, и приду. Видно будет. — И пошел по тропке мимо соседских дворов, стройный, подтянутый.
Лизка тоже пошла было, но на крыльцо, гремя ведрами, вышла Тихоновна. Поздоровались. Тихоновна внимательно посмотрела на Лизку, спросила:
— Ждешь кого?
— Да нет… так просто стою.
— Аркашу видела?
— Видела. — Лизка пожала плечами: дескать, было б на что смотреть.
Тихоновна поставила ведра на землю.
— Ну и как?
— Да чего — как? Парень как парень. Две руки, две ноги — ничего особенного.
— Это как сказать — ничего особенного. На службе–то девки за им знаешь как бегали.
— Девки бегали? — насторожилась Лизка.
— И-их, милая, еще как бегали–то. — Тихоновна для чего–то наклонилась к самому Лизкиному уху и понизила голос: — Фотокарточек привез цельную пачку. Вот такую. И все девки. Мне уж больно одна там понравилась. Из себя такая видная, и родинка на этом месте, возле глаза. Симпатия. На фершалку учится.
— На фершалку?
— На фершалку, милая, на фершалку, — охотно подтвердила Тихоновна.
— Ну, я пойду, — неожиданно заторопилась Лизка. — До свидания вам.
— До свидания, милая. Заходи как–нибудь, — радушно предложила Тихоновна. «Когда нас дома не будет», — добавила она про себя. Ей не нравилась Лизка. Она считала, что сын ее достоин лучшей пары.
А Лизка шла, задевая пальцами штакетник, и не глядела под ноги. «Фершалка, — думала она, — подумаешь, фершалка».
6
До последнего экзамена оставалось шесть дней. Немецкий язык — предмет несерьезный, и про учительницу, которая вела его, ходили в школе добрые слухи. Говорили: если знаешь все буквы — тройку поставит. Алфавит Гошка мог прочесть без подготовки. Поэтому он решил отдохнуть и сходить в кино.
Все знали, что в клуб привезли фильм про шпионов. Поэтому задолго до начала все скамейки были заняты. Завклубом Илья Бородавка продавал билеты прямо у входа и сразу отрывал контроль.
Гошка увидел на одном подоконнике свободное место и пошел туда.
— Гоша, — услышал он Лизкин голос и обрадовался. Подумал: «Значит, и Санька здесь».
Но Саньки не было. Лизка сидела во втором ряду, а рядом с ней — Аркадий Марочкин. Он уже снял с себя военную форму и сейчас сидел в похрустывающей кожанке и хромовых сапогах. Время от времени он небрежно выбрасывал вперед согнутую в кисти левую руку и смотрел на светящийся циферблат своих часов. Лизка была в шелковой косынке, в синей жакетке, с искусственной розой на груди.