Детские комнаты оформлялись обычно в светлых тонах, из обстановки там присутствовали деревянная, иногда резная кроватка, платяной шкаф и полки или шкафчик для игрушек. Старшие дети могли делать уроки за общим столом в гостиной или даже на кухне. Чайные и столовые сервизы были расписаны цветочками или в любимом бело-голубом «луковом стиле». Традиции семейных обедов в столовой, чистоты на кухне и неприкосновенности отцовского кабинета сохраняли свою значимость. На стенах висели семейные фотографии или снимки курортов, в доме семьи из средних слоев обязательно были книги[95].
Пик жилищного строительства в Берлине за 1925–1944 гг., по сведениям статистики, приходится на 1933–36 гг., причем в соответствии с нацистским лозунгом «Одна семья — один дом» резко сокращается разрыв между домами на 1–4 квартиры и многоквартирными за счет роста числа первых[96], правда, в 1941–44 гг. следует стремительное падение, когда число нового жилья снижается почти до нуля. Интересно, что новых квартир в многоквартирных домах, напротив, больше всего вводилось в строй в 1929–33 гг., причем значительно преобладали 1–4-комнатные квартиры, но за весь период национал-социализма эта отрасль жилищного строительства в Берлине еле-еле достигла уровня 1925–28 гг., чтобы во время войны также сойти на нет[97].
Жилищная политика национал-социалистов была ориентирована на семью, причем преимущественно — на многодетную. Им оказывалась помощь в размере до 100 рейхсмарок на ребенка на обзаведение мебелью и домашней утварью[98]. Более того, для многодетных должно было быть зарезервировано определенное количество недорогих квартир[99]. Безусловно, эти меры касались в основном семей с низким уровнем дохода, представителей рабочего класса[100], хотя в законах социальная направленность этих мер жестко не оговорена, в отличие от расовой.
В использованных источниках нет сведений о том, что та или иная семья представителей среднего класса смогла улучшить жилищные условия именно в рамках жилищного законодательства национал-социалистов, хотя упоминания о переезде в новую, лучшую квартиру в связи с тем, что глава семьи получил более высокооплачиваемую работу или работу вообще, достаточно многочисленны. Это связано и с ценностными ориентациями среднего слоя, когда «зрелость» мужчины, позволяющая создать свою собственную семью, автоматически подразумевала способность ее содержать и обеспечить ей приличные жилищные условия. Так, один из опрошенных Херцбергом с гордостью сообщил, что в 1936 г. смог купить в Берлине недостроенный двухэтажный дом (за 14 тыс. рейхсмарок) и отдал верхний этаж родителям, а внизу жил сам с женой и двумя сыновьями. Для этого ему все-таки пришлось залезть в долги (9 тыс. рейхсмарок), которые потом оплатила его мать, но иметь собственный дом было и ее целью, и целью его жены[101]. В целом он оценил время 30-х гг. как существенный подъем по социальной лестнице.
Цены на аренду жилья за весь период 30-х гг., начиная с 1932 г., представляют абсолютную константу, вплоть до десятых долей (121,2), что подтверждает внимание национал-социалистов к жилищным вопросам, коммунальные расходы также плавно снижались. Обратная картина наблюдается в ценах на одежду, минимум 1933–34 г.г. (111) быстро подскакивает до 140 в 1940 г. и далее достигает почти двойного индекса в 1944 г. (183,7). Опять-таки можно предположить как увеличение ассортимента, так и рост покупательной способности, а во время войны одежда неизбежно резко дорожает. Средний индекс расходов на жизнеобеспечение за счет этих показателей в период национал-социализма лишь немного снижается (124–125), а к 1943 г. вновь достигает уровня 1925 г. (139)[102].
Потребление в семьях варьировалось в зависимости от уровня дохода, привычек и семейных традиций. Наибольшее количество общих черт можно отметить в структуре питания. Детей рано сажали за общий стол, где им перепадало обычно больше, чем остальным членам семьи, фруктов и сладостей. Тем не менее различные «деликатесы» доставались прежде всего главе семейства. Вибке Брунс, дочь одного из состоятельных адвокатов, в прошлом офицера, семья которой занимала большую комфортабельную квартиру в Шарлоттенбурге с двумя террасами, вспоминает, что «лучший мармелад, из черной смородины или малины, своего приготовления, предоставлялся моему отцу и поджаренный хлеб с желе был для нас, детей, тоже недостижим»[103].
Еда была достаточно простая, но не однообразная, обычно 3–4-разовая. Утром подавали молоко, различные бутерброды, кофе. Вечерний стол напоминал утренний, иногда подавались сладкие или овощные горячие блюда. Практически в каждой семье традиционными напитками были кофе для взрослых и молоко для детей. Мясо на обед даже в буржуазных семьях среднего достатка ели обычно в воскресенье[104], в будни чередовались овощи и рыба, обильным стол бывал по праздникам. В выходные мать также старалась приготовить или заказать кухарке что-нибудь особенное в качестве главного мясного блюда или десерта, особенно любимого младшими членами семьи. По потреблению мяса и яиц в 30-е гг. Германия отставала от других развитых стран Европы: 51,7 кг мяса на человека в год в 1929 г. оставались недосягаемы в еще в последнем мирном 1938 г. (48,6 кг), но по сравнению с кризисным 1930 годом (43,5 кг) это воспринималось как свидетельство улучшения рациона питания[105]. Покупательная способность среднестатистического немца даже в столице еще в 1937 г была по-прежнему ниже уровня 1928 г. и только 1939 г. принес существенные сдвиги в лучшую сторону[106].
Если посмотреть на индекс цен в Берлине с 1925 по 1944 гг., взяв показатели 1913/14 гг. за 100[107], то мы увидим интересную картину: цены на продукты питания достигают максимума (150) в 1927–29 гг., затем начинают плавно снижаться, минимум был пройден в 1933 г. (109) и до войны они держатся практически на одном уровне, чтобы затем вновь начать расти. Вероятно, это связано как с последствиями сельскохозяйственного кризиса, так и с медленным повышением покупательной способности населения после ликвидации безработицы.
Если обратиться к показателям розничных цен на отдельные продукты питания, то в соответствии с чрезвычайно подробными сведениями, приведенными в справочнике «Берлин в цифрах»[108], цены на мясо и рыбу с 1925 по 1942 гг. оставались на одном уровне или немного снизились, то же самое можно сказать о молоке, хлебе, макаронах, яйцах, овощах и фруктах. Подорожали ближе к началу войны только продукты длительного срока хранения: соль, сахар, а также из жиров — маргарин. Ни в воспоминаниях, ни в устных рассказах берлинцы из средних слоев не вспоминают ни о роскоши, ни о каких-то существенных ограничениях в продуктах и питании в 30-е годы, напротив, с воодушевлением описывают традиционные сытные мясные и сладкие блюда на Рождество, воскресные свежие булочки на завтрак и семейные обеды дома, изредка — в кафе и ресторанах, где детей в летнее время баловали мороженым[109]. Кофе, коньяк и сигары подавались хозяйкой дома гостям-мужчинам, а для приятельниц обычно был наготове сладкий стол и неизменная чашка кофе[110]. Кстати, готовила в семье обычно все же жена-хозяйка, лишь наиболее обеспеченные нанимали кухарку. Однако хозяйке в большинстве случаев помогала приходящая хотя бы несколько раз в неделю домработница, часто не немецкой национальности.
95
См. фотографии «типичной» и «рекомендуемой» национал-социалистами обстановки в: Weissler S. (Hrsg.) Design in Deutschland. 1933–1945. Ästhetik und Organisation des Deutschen Werkbundes im «Dritten Reich». Giessen. Anabas-Verlag. 1990. Клаус Брокерхоф так описывает обстановку комнаты отца, служащего банка: «В кабинете стояли четыре книжных шкафа, большой, заваленный бумагами письменный стол, несколько очень удобных кресел и курительный столик. Это была империя моего отца». Brockerhoff Klaus. Auf dem Weg ins Dritte Reich. // Ein Stück Berlin, S.35.
98
Bracher K.D., Funke M., Jakobsen H-A (Hrsg.). Nationalsozialistische Diktatur 1933–1945. Eine Bilanz. Bonn, 1986, S.196. «Sechste Durchführungsbestimmung zur Verordnung über die Gewährung von Kinderbeihilfen», 31.08.1937. «Achte Durchführungsbestimmung zur Verordnung über die Gewährung von Kinderbeihilfen an kinderreiche Familien», 01.06.1938.
99
Ibidem. «Verordnung zur Erleichterung der Wohnungsbeschaffung für kinderreiche Familien», 20.04.1939.
100
См. меры по «депролетаризации производящего сословия», включенные в программную тактику НСДАП уже в 1932 г. В 1933 г. было предусмотрено строительство 400 тыс. малоквартирных домов, вместо них было в реальности построено 34 104 односемейных домов. Ibid., S.201–202.
101
Humboldt-Universität zu Berlin. Institut für Europäische Ethnologie. Archiv der Landesstelle für Berlin-Brandenburgische Volkskunde. Nachlass von Wolfgang Herzberg. Lebenserzählungen der Arbeiter des VEB Berliner Glühlampenwerk (1979–1981). Bd. 1. S. 0036ff. Воспоминания мужчины 1910 г. рожд., беспартийного, служащего частной фирмы. Как одно из основных достоинств своей жены он неоднократно подчеркивает ее талант экономно вести хозяйство.
103
Bruhns W. Meines Vaters Land. Geschichte einer deutschen Familie. Berlin, Ullstein, 2005. S. 20–21. Дети в этой семье имели домашнего учителя, который жил вместе с ними, занимая отдельную комнату и имел привилегию завтракать вместе со всеми. При этом мать с неодобрением смотрела, как он намазывает на хлеб вместе и масло, и мармелад, разумеется дешевый.
104
Даже, если семья могла себе позволить мясной стол чаще, чем по воскресеньям, хозяйка этого обычно не делала, исходя из протестантских и местных традиций. «Мясо для детей среди недели означало баловство, кроме того это было бы „не по-прусски“». Bruhns W. Meines Vaters Land. Geschichte einer deutschen Familie. Berlin, Ullstein, 2005. S. 22–23. «В основном мясо ели только по воскресеньям». Edith Reglin. Über die guten, alten Zeiten… // Kiezgeschichten aus Köpenick und Treptow. Berlin, Kunstfabrik Köpenick. Berlin, 2000. S. 41.
105
Abelshauser W., Faust A., Petzina D. (Hg.) Deutsche Sozialgeschichte. 1914–1945. München, 1985. S. 352.
108
Berlin in Zahlen. S. 212–215. В таблице на 4 страницах даны розничные цены на разные сорта охлажденной и мороженой говядины, телятины, баранины, свинины, ветчины, сала и жиров, колбас, рыбы, молока, хлеба, макарон и т. п. Показатели даны за 1925, 1930, 1935, 1938 и 1942 гг.
109
Heimatmuseum Köpenick. Archiv. Pressearchiv. Zeitzeugen 10.5. o.S. Воспоминания Рут-Инес Виндмюллер. Ruth-Ines Windmüller. Zur Nachtheide 105. 12557 Berlin.