Здесь нарисована Москва,
А это Кремль зовется,
А это в садике трава,
А это речка льется.
А как мы речку перейдем,
Тут, видишь, мост поставлен,
Так в этом доме, видишь дом,
Вот тут живет сам Сталин!
— Смотрю не раз, — сказал сосед,
Беря коробку робко. —
Ни у кого подобной нет;
Чудесная коробка!
Святой человек
Спускались ли завтракать
Мы поутру,
Домой ли шли полночью даже,
И ночью и днем,
И в дождь и в жару
Сидел он под лестницей нашей.
В изодранных тряпках,
Пятнистых, как тиф,
Весь в шрамах, вовеки не мывшись,
И четки вертел он,
Глаза закатив,
Совсем от земли
Отрешившись.
Какие виденья
Витали пред ним
И жили в таком человеке?
Он с пеной у губ,
Как святой пилигрим,
Сидел, как в преддверии Мекки.
И что-то, склонясь,
Бормотал он порой.
В расчесах лиловые ноги,
Когда мы к себе
Возвращались домой,
Плюясь, убирал он с дороги.
И мы говорили со злой простотой,
Не думая молвить худого:
— Ведь вот же сидит
У отеля святой,
Сидит — и не купишь такого!
Раз вместе спускались
Мы с другом одним,
Все тонкости знал он ислама,
Сидел наш святой,
Как всегда недвижим,
Глаза закативши упрямо.
И к небу был взор,
Как всегда, вознесен,
Молитвенно сложены лапы.
— Кто это? — спросили мы друга.
И он
Ответил: — Кто это? Гестапо!
Сон
Ночной Лахор в покое.
И в мой, наверно, сон
Ворвется пестрый, броский
Его водоворот...
Ведь надо же такое?
Приснился мне балкон,
На нем растет березка,
В Москве она растет.
Песни
Лунный свет на разбитом кувшине блеснул,
Ткач циновок циновки свернул и уснул,
Спит носильщик, прижавшись щекою к стене,
Он таскает тюки на спине и во сне.
Весь бездомный народ где попало прилег,
У Делийских ворот темен каждый порог,
Караванщики спят у Кабульских ворот,
И молчанье в квартале рабочем плывет.
Я Искандероо тебя назову,
Ты не выдумка ночи, ты вся наяву
Но не слышал я песен твоей стороны,
Спой мне песню, мне песни сегодня нужны.
Как поешь ты — тревогою голос дрожит,
Будто ветер по травам колючим бежит.
Как поешь ты — как будто скрестились ножи!
Искандероо, что́ ты спела, скажи!
— Пограничную песню я пела сейчас:
Это острый и узкий
Полуночный час,
Когда путник один
И тропа лишь одна,
Но он должен пройти,
Если воля сильна.
То, что в сердце несет,
Только может помочь
В этих черных местах
В эту черную ночь.
Если в сердце своем
Не несет ничего,
Пусть тропа оборвется —
Не жалко его!
Искандероо!
Бусы песни такой разорви!
Слушать песни хочу я другие твои.
Я услышать хочу, чтобы ночь оживить,
Как в веселом Лахоре поют о любви!
Как поешь ты — весельем меня окружив,
Будто руку на сердце мое положив,
Как поешь ты — и ночь на ресницах лежит,
Искандероо, что́ ты спела, скажи!
— Я любовную песню пропела сейчас:
Не забудешь ты губ,
Не уйдешь ты от глаз,
Что заполнили всё
И, всю радость вобрав,
Отдавали тебе
Всё, что знали, сказав
Так блаженно легко,
Как дыхание трав.
Но в Лахоре ты можешь
И всё потерять,
Будет имя Лахора
Как горе звучать,
В сердце памяти ты
Мой Лахор не вини,
Из осколков собрав
Те счастливые дни...
Искандероо!
Я слушать тебя могу до утра,
Ты стоишь как костер, я как тень у костра,
Потому что мне в путь собираться пора, —
Спой мне вновь пограничную песню, сестра!
Чили
(Коршуны)
Я б не писал об этом ни строчки,
Но нету печальней были,
Все небо Карачи в черных точках —
Это коршуны-чили.
Есть, кроме них, во́роны и воро́ны,
Сороки, дрозды, синицы,
Сотни пород желтой, зеленой,
Синей и красной птицы.
Носится чиль весь день на крыльях,
Не знаю, где он ночует,
Но там, где падаль, ищите чиля,
Ее он и ночью чует.
Сегодня чилю крылом и хлопать —
И чили столбом толпятся.
В порту Карачи грузили хлопок,
И стоит тюку сорваться...