Кира прислонилась к фонарному столбу, глядя прямо ему в лицо, и улыбнулась. Она не думала, она улыбалась, оглушенная, не осознавая, что желает, чтобы он узнал ее, как она узнала его.
Он остановился и посмотрел на нее.
– Добрый вечер, – произнес он.
И Кира, которая верила в чудеса, ответила:
– Добрый вечер.
Он шагнул ближе и, улыбаясь, взглянул на нее прищуренными глазами. Но уголки его рта не взлетели в улыбке, а двинулись вниз, изгибая его верхнюю губу презрительной дугой.
– Совсем одна? – спросил он.
– Ужасно – и давно, – бесхитростно ответила она.
– Прекрасно. Пойдем.
– Да.
Он взял ее руку, и она пошла за ним. Он сказал:
– Мы должны поторопиться. Я хочу выбраться с этой людной улицы.
– Я тоже.
– Я должен предупредить тебя: не задавай никаких вопросов.
– У меня нет никаких вопросов.
Она смотрела на удивительные линии его лица. Она робко, недоверчиво прикоснулась к длинным пальцам руки, которая держала ее ладонь.
– Почему ты на меня так смотришь? – спросил он.
Но она не ответила.
Он сказал:
– Боюсь, я сегодня не слишком веселый собеседник.
– Хочешь, чтобы я тебя развлекла?
– Хм, а для чего же еще ты здесь находишься?
Он внезапно остановился.
– Сколько? – спросил он. – У меня не так много денег.
Кира посмотрела на него и поняла, почему он подошел к ней. Она стояла молча, глядя ему в глаза. Когда она заговорила, ее голос утратил трепетное благоговение. Спокойно и твердо она сказала:
– Недорого.
– Куда мы пойдем?
– Я проходила мимо маленького сада за углом. Давай сначала пойдем туда – ненадолго.
– А там нет поблизости милиционера?
– Нет.
Они уселись на ступеньках заброшенного дворца. Деревья заслоняли их от света уличного фонаря, так что их лица и стена за ними были усеяны пятнами дрожащих осколков света, круглых, удлиненных, в клеточку. Над головами в голом граните выстроились пустые окна. Особняк с горечью щеголял незатянувшимся шрамом над парадной дверью, откуда был содран герб владельца. Забор вокруг садика был искорежен, его высокие чугунные шипы пригнулись к земле, словно пики, склоненные в траурном церемониале.
– Сними шляпу, – сказала Кира.
– Зачем?
– Я хочу посмотреть на тебя.
– Тебя послали на розыски?
– Нет. Кто послал?
Он не ответил и снял шляпу. Ее лицо было как зеркало его красоты. В ее лице проявилось не восхищение, а изумленное, почтительное благоговение. Но она лишь произнесла:
– Ты всегда разгуливаешь в пальто с разорванным плечом?
– Это все, что у меня осталось. Ты всегда смотришь на людей так, словно твои глаза вот-вот лопнут?
– Иногда.
– На твоем месте я бы так не смотрел. Чем меньше видишь людей, тем лучше для тебя же. Если только у тебя не железные нервы и железный желудок.
– Железные.
– И ноги тоже железные?
Он кончиками двух прямых пальцев легко и презрительно вздернул ее юбку высоко над коленями. Ее руки вцепились в каменные ступени. Но она не одернула юбку. Она заставила себя сидеть без движения, без дыхания, словно примерзнув к ступеням. Он смотрел на нее. Его глаза двигались вверх и вниз, но уголки его губ двигались только вниз.
Она покорно прошептала, не глядя на него:
– Тоже.
– Прекрасно. Если у тебя железные ноги, так беги.
– От тебя?
– Нет. От всех людей. Ладно, не будем об этом. Поправь юбку. Ты не замерзла?
– Нет. – Но юбку она одернула.
– Не обращай внимания на то, что я говорю, – сказал он. – У тебя дома есть выпить? Предупреждаю, что сегодня ночью я намерен напиться, как свинья.
– Почему ночью?
– Привычка такая.
– Это не так.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю, что это не так.
– Что еще ты обо мне знаешь?
– Я знаю, что ты очень устал.
– Это точно. Я шел всю ночь.
– Почему?
– По-моему, я предупреждал тебя, чтобы не было никаких вопросов.
Он посмотрел на девушку, которая сидела в пальто и прижималась к стене. Видно было лишь один серый глаз – спокойный и уверенный, а над ним – локон волос, и еще белое запястье засунутой в черный карман руки, черные вязаные чулки на ногах, плотно сжатых вместе. В темноте он полурассмотрел-полупредставил себе линию длинного тонкого рта и темный силуэт сжавшегося, немного дрожавшего стройного тела. Его пальцы обвились вокруг черных чулок. Она не шелохнулась. Он наклонился ближе к невидимому рту и прошептал:
– Перестань на меня смотреть как на нечто невиданное. Я хочу напиться. Я хочу женщину, такую как ты. Я хочу опуститься так низко, насколько ты сможешь затащить меня.