И когда занавес взмыл вверх и музыка зазвучала в темноте притихшего зала, нарастая, разбухая, разбиваясь о стены, которые не могли сдержать ее, что-то вдруг сдавило Кире горло, и она глубоко вздохнула. За стенами театра остались скорлупа семечек, очереди на трамвай, красные флаги, диктатура пролетариата. А на сцене, под мраморными колоннами итальянского дворца, женщина словно плыла на волнах музыки, плавно и грациозно покачивая руками; длинные бархатные шлейфы шуршали под ослепительным светом, а молодой, беззаботный, опьяненный музыкой и светом герцог Мантуи пел гимн юности седым, изношенным, рабским лицам в темноте зала, лицам, которые пришли сюда, чтобы забыться на мгновение, забыть свой час, день, век.
Кира лишь раз взглянула на Андрея. Он не обращал внимания на сцену, он смотрел на нее.
Во время антракта они встретили в фойе Товарища Соню под руку с Павлом Серовым. Павел Серов был безупречен. На Товарище Соне было мятое шелковое платье, лопнувшее справа под мышкой. Она добродушно засмеялась, похлопывая Киру по плечу.
– Ну вот, ты стала совсем как пролетарий, а? Или это товарищ Таганов превратился в буржуя?
– Как ты можешь так говорить, Соня, – запротестовал Павел Серов, растянув бескровные губы в широкой улыбке. – Я могу только одобрить столь мудрый выбор товарища Аргуновой.
– Откуда вы знаете мою фамилию? – спросила Кира. – Мы никогда не встречались.
– Мы многое знаем, товарищ Аргунова, – любезно ответил он, – многое знаем.
Товарищ Соня рассмеялась и, уверенно управляя рукой Серова, исчезла с ним в толпе.
По дороге домой Кира спросила:
– Андрей, тебе понравилась опера?
– Не особенно.
– Андрей, неужели ты не видишь, как много ты упускаешь?
– Я не думаю, что что-то упускаю. Это все слишком глупо. И бесполезно.
– Разве ты не можешь наслаждаться бесполезным лишь потому, что оно прекрасно?
– Нет. Но одно мне понравилось.
– Музыка?
– Нет. То, как ты слушала ее.
Дома, на своем матрасе в углу, Кира с сожалением вспомнила, что он ничего не сказал о ее новом платье.
У Киры болела голова. Она сидела в аудитории у окна, поддерживая голову рукой, опираясь локтем на покатую парту. В прямоугольнике окна она видела отраженную в стекле единственную электрическую лампочку под потолком и свое осунувшееся лицо с растрепанными волосами, съехавшими на глаза. Лицо и лампочка расплылись неровными тенями на фоне замершего заката за окном, заката такого же зловещего и холодного, как мертвая кровь.
Ее ноги мерзли – из коридора тянуло холодом. Воротник, казалось, слишком туго стягивал шею. Ни одна лекция еще не тянулась так долго. Было лишь второе декабря, впереди предстояло еще очень много дней ожидания и очень много лекций. Она обнаружила, что ее пальцы мягко барабанят по оконному стеклу, и каждая пара ударов состояла из двух слогов. Ее пальцы выстукивали без конца, против ее воли, имя из трех букв, которое она не хотела слышать, но слышала непрерывно, словно что-то внутри ее взывало о помощи.
Она не заметила, как закончилась лекция и как она медленно пошла вдоль длинного темного коридора по направлению к двери, распахнутой на заснеженный тротуар. Она шагнула на белую от снега улицу, борясь с холодным ветром и поплотнее запахивая пальто.
– Добрый вечер, Кира, – мягко позвал голос из мрака.
Она узнала этот голос. Ноги ее остановились, затем дыхание, затем сердце.
В темном углу у двери, прислонившись к стене, глядя на нее, стоял Лео.
– Лео… как… ты… смог?..
– Я должен был увидеть тебя.
Его лицо было суровым и бледным. Без улыбки. Они услышали торопливые шаги. Мимо пролетел Павел Серов. На мгновение он остановился, впился глазами в темноту, метнул быстрый взгляд на Киру, пожал плечами и поспешил дальше по улице. Лишь раз он оглянулся и посмотрел на них.
– Давай уйдем отсюда, – прошептала Кира.
Лео махнул рукой извозчику. Он помог ей забраться в коляску и набросил тяжелую меховую полость ей на колени. Извозчик рванул вперед.
– Лео… почему ты пришел туда?
– У меня не было иного способа найти тебя.
– И ты…
– Прождал у ворот три часа. Почти потерял надежду.
– Но разве это не…
– Испытание судьбы? Большое испытание.
– Ты приехал… снова… из деревни?
– Да.
– Что… Что ты хотел сказать мне?
– Ничего. Просто увидеть тебя.