Ван бросился к дому. Глеб присел, положил руку на плечо ревущего мальчишки, спросил:
– Мать твоя где?
Тот тяжело, с икотой всхлипнул, повернулся чуть удобнее:
– В Пятигорске… Она пьющая… сильно… Я в детдоме… сбежал, заберу ее… есть такие клиники, где лечат… я ее туда, а лечение я… отработаю, как хотят, пусть даже… – он дернулся и отвернулся, пробормотав: – Хоть ТАК…
– Дурак ты, – зло сказал Глеб, но зло было не на мальчишку, и тот это почувствовал.
Ван принес ключ. Бегом. Ноги у него подгибались. Глеб рванул массивный стержень с бородками из рук корейца, сам щелкнул двумя однотипными замками – и ощутил тяжелый толчок злости, увидев широкие красные раны, забитые ржавчиной и пылью. Злость перерастала в неконтролируемую ярость, Глеб, выпрямившись, посмотрел сверху вниз в глаза хозяину плантации – и тот, задрожав, попятился, губы у него прыгали, взгляд бегал с лица Глеба на нагайку, которая, словно послушный хозяину зверь, вилась вокруг голенища сапога.
– Тащи перекись, йод, бинты, обувь – хоть свою, – приказал Глеб. И, склонившись к отшатнувшемуся Вану, сорвал у него с пояса мобильник.
Обратно часто скакали галопом – дороги, по которым возвращались, были полевыми грунтовками, для коней самое то. Когда до лагеря оставалось километров пять, а солнце коснулось нижним краем горизонта, лежавшего где-то за степью, Сергей и догнал Глеба, ехавшего в голове колонны. Все мальчишки были покрыты пылью, сделавшей их почти неотличимыми, пыль на шкурах коней превратилась в грязную корку, набилась в волосы и сапоги и, как Глеб подозревал, даже в оружейные чехлы.
– Зря ты милицию вызвал, – зло сказал Сергей. – Надо было отходить эту гадину вашими нагайками и волочь за собой на аркане, – он кивнул на тугую скатку троса, висевшую у луки седла Глеба.
– Лет сто назад так бы и сделали, – согласился Глеб. – Но ты не волнуйся, в милиции много наших. И малолетке пропасть не дадут, и эту тварь отсюда наладят… пппппомидоррчики! – Глеб сплюнул пылевым сгустком, – Как нас не заслабило с этих помидорчиков!
– Постой, – Сергей захлопал слипшимися ресницами,- как "наладят", куда?! Ему же сидеть нужно!
– Посадить его по закону не получится, – поморщился Глеб. – Уберется с Кубани – и черт с
ним. Все равно у него тут никто больше ничего покупать не будет…
– Эй, давайте до лагеря проскачем! – крикнул Володька, закрутил над головой нагайку, потом взвыл по-волчьи, кони шарахнулись, оседая на задние и закидываясь.
– Хватит, эй! – Глеб с руганью осадил жеребца. – Шагом поедем, чтоб все лечь успели, а то от таких чучел у парней сон отобьет…
– …а девчонки вообще родят, – добавил Петька. Серб поинтересовался:
– А ты что, позаботился уже, чтоб было кого?
– Или ты…
– Бультерьера ты здорово уработал, – сказал Сергей, качнув головой. – Я не поверил, как увидел…
– Да ну его, – Глеб вздохнул и признался вдруг: – Я так испугался, ты бы знал.
Мирослав позади грянул Розенбаума:
– и еще четыре мальчишеских глотки подхватили над вечерней дорогой:
…Скибы в лагере, как ни странно, не было – он редко покидал его пределы на ночь, и Глеб отрапортовал Лукашу, против обыкновения серьезно и внимательно, но как-то отстраненно выслушавшему репорт от начала до конца. Судя по всему, из милиции уже позвонили, но есаула не это беспокоило. Глеб закончил рапорт и с полминуты недоуменно молчал, прежде чем Лукаш очнулся и приказал: коней расседлать и привести в порядок, самим вымыться и привестись в порядок, оружие вычистить и привести в порядок, лечь спать, и чтоб был полный порядок. После чего круто повернулся и удалился,
– Чё это он? – удивленно спросил Петька. – Мы че не так сделали?
– Да он не на нас, а вообще, - глубокомысленно заметил Глеб и потянулся:
– Сейчас бы спать, а у нас еще дел… – и он присвистнул.
Сдав оружие на время дежурному, ребята покидали в большое корыто, сделанное из половины оцинкованного бака и на треть врытое в землю, всю форму, от носков до курток, выколотили пыль из кубанок и, взобравшись на расседланных лошадей, поехали шагом к пруду в сотне метров от лагеря. Все клевали носами. Володька предложил:
– Давайте так: сейчас по-быстрому ополаскиваемся, потом двое кто-то идут чистить "сайги", а трое отмывают коней. Быстрей получится. А потом стирка.
– Я пушки почищу, – вызвался Сергей, почти уснувший "в седле". Глеб присоединился к нему:
– А мне охота узнать, чего наш воспитатель и наставник такой… – он сделал рукой в воздухе замысловатый жест.
…Пока дошли обратно – ноги почта по колено снова покрыла пыль. Глеб отмахнулся:
– А, да ну…Стираться будем – вымоемся.
– Я так спать хочу, – признался Сергей, – глаза закрываются и зад болит.
Глеб хихикнул:
– Потому что спать хочешь, что ли?
– Не, потому что набил, – пояснил Сергей и замурлыкал:
– И мы вошли в эту воду однажды
– В которую нельзя войти дважды!
С тех пор я пил из тысячи рек,
Но не смог утолить этой жажды… Дождь недавно был, а какая пылища!
– Все сразу в землю ушло, – пояснил Глеб. – У нас тут главная беда – засуха…
В палатке дежурного сидел с компьютером на коленях Лукаш. Компьютер был подключен к Интернету, что само по себе вызывало удивление и даже негодование – никому из казачат в лагерь даже мобильник взять не разрешили! Мальчишки разместились на полу у входа, где поддувало снаружи и нача ли разбирать "сайги". Глеб следил за Сергеем – тот явно думал о чем-то своем, а пальцы действовали автоматически. "Калашников" он разбирать точно умел… "А вот о чем он думает, – неожиданно спросил себя Глеб, – если нет прошлого? О двух последних неделях? О сегодняшнем дне? Брр!" Чтобы отвлечься, Глеб повел взглядом по палатке – и увидел, что на кровати в навал лежат парадные костюмы: черкески[8] с широкими рукавами и газырями, с пристегнутыми башлыками, кинжалы… Парадку казачата надевали только на открытие лагеря и должны были еще раз надеть на закрытие – и все.
– Дмитрий Данилыч, – окликнул Глеб есаула, не переставая вычищать ветошью затворную раму.
– Мррм?.. – отозвался тот. Его лицо, подсвеченное снизу меняющимся сиянием экрана, было похоже на кадр из голливудского боевика про Хорошего Парня, Раскрывающего Коды Русских Ракет, Захваченных Безумным Генералом. Только в американских фильмах Хорошие Парни обычно безусые…
– Форму чего принесли?
– Мрумм… – буркнул Лукаш и, отставив ноутбук на постель, сказал Стёпке Куприну, который дежурил (делал вид, что не спит): – Ну-к, необстрелянный, притащи с кухни минералочки… Затря, – так Лукаш произнес "завтра", – у нас визит иностранных друзей. Незапланированный, но радостный.
– О… – простонал Глеб. Туристы не часто, но все-таки навещали казачьи станицы Кубани – посмотреть "казачью жисть", каковую им с удовольствием показывали специально отряженные атаманами группы тщательно к этому готовившихся людей. Прошлым летом какие-то восторженные идиоты из Голландии, вырвавшись из-под опеки экскурсовода, вихрем пронеслись по окраинам Святоиконниковской, сверкая блицами, урча видеокамерами и восторгаясь то горшку на плетне, то какому-то колоритному деду, то половикам-самовязам, вывешенным на калитку для просушки, предлагая жуткие суммы за всякую хрень и внося разброд и шатание; в мозги казачества. Глеб сам попал в чудную – толстая тетка в шортах, тощий мужик со странными манерами и молодая девчонка, бритая наголо, подошли к их дому как раз когда Глеб, намереваясь покормить уток, вышел к калитке с чашкой хлебных обломков. Судя по всему, туристы просто хотели попить, но вместо этого, когда он разрешил им войти, с торжественным видом съели по куску черствого "черныша" и поклонились. Глеб так обалдел, что не сопротивлялся, когда с ним начали фотографироваться на фоне стоящей как раз перед домом Семаг церкви.