- Молчи...
Его голос растворился на моих губах, угас в нежности нашего поцелуя, медленно переходящего в дикий, ненасытный, искушавший. Мы, как двое иссохших цветка в пустыне, жадно впитывали воду, даруемую друг другу.
Меня не интересовало его прошлое, хоть оно и печальнее моего. Я знала, чувствовала, что он тоже вспоминал и так же, как и я в нем, нашел болеутоляющее во мне.
Во взгляде. В прикосновениях. В ответах на его жаркие, неумелые поцелуи. В суетливых движениях рук, раздевающих друг друга, страстно прикасаясь к разгоряченной, сухой коже. В прерывистом дыхании, в изучении рельефа наших фигур.
Почему я нашла его только сейчас?
Чем я занималась раньше? Воевала с мачехой? Грубила отцу? Выставляла из себя черт знает кого? Напивалась на вечеринках, щеголяла на длинных шпильках, в поисках приключений?
Да, только этим я и занималась. Только пустота может порождать такую же пустоту. Ждала ли я его? Надеялась ли я на такой поворот событий? Такой же, как и я, он ждал меня. Искал меня. И мы нашли друг друга. Нашли, при морозящих кожу обстоятельствах. Кто он и как его зовут? Кто я и что я забыла здесь? Не важно. Глупо. Мелко.
Все гораздо глубже, гораздо объемнее, гораздо шире. Я не знала, что будет, не думала, что когда-нибудь мне удастся наполнить себя...
...смыслом?..
Любовью.
- Ты выглядишь так, словно вот-вот заплачешь, - он мягко провел прохладными пальцами по моей щеке.
- Нет, - тепло выдохнула я, накрывая его руку своей и чувствуя, как моментально она теплеет.
Он помолчал, ласково глядя на меня, а затем произнес:
- Тебя ищут.
Он сказал это немного виновато, словно сделал что-то не так. Сперва я не поняла, о чем он говорит. Я немного нахмурилась, хотела переспросить, но потом поняла и прикрыла глаза:
- И что?
Холодный тон не удивил его. Я почувствовала, как он еще раз улыбнулся, так, как умеет только он, одними уголками губ. Он уже несколько дней не выходил на улицу, только ненадолго, за продуктами, но все остальное время мы проводили вместе, и я не винила его за то, что он не сразу решил сообщить мне об этом. Будь я на его месте, думаю, я тоже не стала бы говорить.
По крайней мере, пока не убедилась бы, что его не тянет назад. Это не сложно сделать, когда человек говорит, но мы с ним не говорили на тему прошлого. Никогда мы не позволяли друг другу и самим себе вспоминать кошмары вчерашнего дня. Мы жили в удивительном времени, времени неспешном и самом искреннем - в настоящем. Мы жили сейчас, здесь и этого было достаточно.
Видимо, он понял, что я уже не захочу возвращаться назад. Да и куда возвращаться? Обратно, в этот адский круг? Обратно... к чему? К прошлому? К очередному, наизусть выученному сценарию? Он был прав. Проще умереть.
Только вот я не могу умирать.
Сколько я уже нахожусь в этой комнате? Двадцать дней, тридцать? И ни разу у меня не появлялось желания выйти, ни разу рука не тянулась к ручке входной двери. Не из-за того, что во мне жил страх, нет. Из-за того, что в этом месте я нашла убежище.
- Ты на титульных страницах газет и на каждой упаковке молока, - услышала я сквозь пелену своих мыслей и снова раскрыла глаза, встречаясь с его неизменно честным, прямым взглядом ночных глаз.
- И что? - повторила я с легкой улыбкой.
Его глаза печально сощурились. Он словно что-то хотел сказать, но никак не решался. Я выжидательно смотрела в его лицо, взглядом прося объяснить, что так волнует его. И он решился:
- Давай начнем новую жизнь?
Его слова заставили кончики пальцев приятно заколоть. Я ощутила прилив такой всепоглощающей нежности и тепла, способных согреть в любую лютую зиму, что, не удержавшись, тихо рассмеялась:
- Мы уже начали. Ты и я.
Увидев его взгляд, я перестала смеяться. В нем оставалось столько неумолимого страдания, что я придвинулась ближе, обвив крепкое, худое тело руками. Он обнял меня в ответ, и еще тише, в самое ухо признался:
- Только не здесь. Только не в этой комнате.
- Не здесь, - пообещала я, чувствуя, как щемит сердце сострадание и непонятная тревога, - не здесь. Не в этом городе. Не в этой стране. Мы уедем с тобой, уедем далеко-далеко, на край земли...
Я не знала, плакал ли он, сжимая меня в объятиях или нет. Я не стремилась увидеть то, что он не хотел показывать. Я думала лишь о серых стенах, что окружали нас, которые заставляли его помнить. Каждую ночь до меня, которые все это время принимали на себя роль его личного, мрачного Жнеца. Сколько бы я ни прибиралась здесь, как бы не старалась внести уют и пропитать любовью эти стены - они продолжат отторгать ее.
Это я очень хорошо понимала.