— Так смотри — у него на подошве шесть шипов всего.
— Яшин себе тоже всегда шесть заказывал, — Севидов протянул шиповку Лобановскому. — Я ведь раз пять тут был. Всегда грязь. Вот два последних раза с этими и ездил — более-менее себя чувствуешь. Хоть старенькие и чуть ссохлись, пока я баланду хлебал — а я их маслицем смазал, и нормально.
— Надо Петру Мироновичу показать. Пусть в Павлодаре нам закажет у немцев. Тут и шипы необычные, как зубы какие. Плоские, да длиннющие какие!
В это время дверь в раздевалку открылась, и на пороге появились расхристанные грузины с палками и арматуринами в руках.
Интермеццо девятое
«Какая свадьба без драки?» — крикнул тамада и врезал тёще.
Таро, стараясь не светиться, добрался до сарая, где припрятал результаты налёта на небольшой магазинчик в Ростовской области. Цацки тогда поделили и разбежались, но его вот потянуло не туда — и попался. Сильно-то и не жалел: раз решил идти по этому пути, то чего заднюю включать? Родился Тариэл Гурамович в шахтёрском городке Ткибули. Это для нас все жители Грузии — грузины, там же всё не так. Потому был Таро — сваном. Его отец погиб во время обвала в шахте, и не сложилось шахтёрской династии Ониани. На похоронах ещё решил Тариэл, что не для него профессия отца. Тогда семья перебралась к родственникам в Кутаиси. Тяжело матери было и деньги зарабатывать, чтоб их с братом поднять, и воспитанием заниматься — потому во дворе воспитали пацаны. Сами садились, выходили. Воровали, грабили, разбоем занимались — ну, и младших, конечно, приучали, смену себе готовили. Тоже династии, только не семейные. Вот в 17 лет поймали по-глупому на неподготовленном разбое, и ещё пару старых краж сейчас крутят. Да быстрее бы уж и заканчивали.
Раскопал под досками в углу небольшую заначку, всё что обещал мусору завернул в платочек и сунул в карман, а оставшихся два обручальных кольца толкнул в соседней подворотне старой пьянчуге бабке Тамаре. Пьянчуга-то пьянчуга, а бутылёк с кислотой при себе имела. Получив сто манети (так в Грузии называли рубли, а копейки — капики), Таро дворами добрался до стадиона. Сунув знакомому сторожу червонец и получив от него билет и старенькую шляпу с обвисшими полями, пробрался на своё место. Место непростое! Там под кирпичной оштукатуренной аркой была скамья для самых уважаемых людей города — читай, для воров в законе. Перед столиком с бутылками пива сидели: Гижуа, или Кублашвили, Важа Тбилисский, он же Биганишвили, Ката по фамилии Брегадзе, Лаша Руставский, или Шушанашвили и Тамаз Тбилисский, он же Тамаз Корошинадзе. Главным был самый авторитетный из воров Кутаиси — Казаишвили Ваник Терентьевич, Ваник Кутаисский. Таро к уважаемым людям не полез — мастью не вышел. Кивнул и сел в сторонке. Дождь опять пошёл, и поле прямо на глазах стало покрываться лужами. Правильно во всей стране кутаисский стадион «Центральный» называют огородом.
«Торпедо» играло откровенно хреново. Казахи возили их и всё время были на шаг впереди. Особенно выделялись двое — молодой негр с феноменальной скоростью и центральный защитник, матёрый мужик с дьяконовской бородой. Смотреть на это было обидно, и Таро завертел головой. Рядом на скамье сидел молодой ещё, но уже известный в Кутаиси, недавно коронованный Автандил Бочоришвили по кличке Тухуна.
— В курсе, что на наших наехали в Алма-Ате? Кагэбэ грозили. Так запугали, ссуки — теперь вон и подойти боятся к воротам этих казахов, — прокаркал хриплым голосом Тухуна после очередной неудачной попытки торпедовцев перейти на половину поля соперника.
— Да ну… Разве так бывает? — Таро видел: дело идёт как бы и не к разгрому. Но чтоб из-за того, что его земляков, настоящих джигитов, запугали какие-то мелкие казахи! Нет. Не верилось.
— Сам не видел. Слухи ползут. Ооой, дети ишаков, даже по мячу попасть не могут!..
«Кайрат» забил второй мяч, и крики под аркой стали грознее и громче. Деловые тоже повторяли, что нужно разобраться с казахами, что они обидели и оскорбили весь Кутаис, запугав его гордость — футболистов «Торпедо».
На перерыв команды уходили под рёв и свист трибун. Выпивший бутылки три пива и заполировавший добрым стаканом с горкой крепчайшей чачи Гижуа вдруг поднялся и, чуть качнувшись, предложил: