Чем шире нос, тем толще сопли.
Вадим Степанов зашёл второй раз. Первый раз выпнули. За дело — ну, в смысле не по заднице задело. За дело выпнули — ворвался в больницу и напролом пошёл в кабинет главврача.
— Чего вам? — грудью, кхм, пятого размера встала на его пути женщина бальзаковского возраста. А сколько вот, интересно, лет было Бальзаку?
— С Трофимкой чего? Где он? — ну и выпнули. За дело.
— Разрешите спросить, — вежливо постучал.
Грудь подвинулась — но там ширма, получился от силы метр прохода — а грудь, как мы помним, пятого размера. Осталось едва полметра. Степанов сделал ход конём. Не, не лошадью — конём. Поднял обладательницу и передвинул на два шага вперёд и на один вправо. Лошадиный гамбит.
— Молодой человек, вы в медучреждении! — ворохнулась обладательница, но при этом мило-густо покраснев.
— Доктор, — показал женщине полный рот железных зубов бек, — Скажите, пожалуйста, что с ногой у футболиста такого чернявенького? У вас, говорят, чалится.
— Симулянт он, ваш чернявенький! — сдвинул брови эскулап, сидящий за заваленным черепами столом.
— Чего это у вас? — опешил стоппер, он же последний защитник, он же по ситуации плеймейкер, то есть, распасовщик в «Кайрате».
— Это? — очки съехали со лба на нос. Осмотрел «Апофеоз войны», вероятно, послуживший Верещагину образцом для подражания. — Это Ниночка Ивановна порядок в шкафу затеяла наводить.
— Затейница она у вас.
— В шестой палате ваш Винегрет.
— Винегрет? — Вадим представил красно-гороховый салат. Неприятное зрелище, если применительно к человеку-то. Неужто всё так плохо?.. А говорит — «симулянт»!
— Он сам так себя называет, — качнула пятым Ниночка Ивановна.
— А — вингер, наверное… Только какой же он вингер? Полузащитник он у нас.
— Полу — это правильно. Нога-то одна рабочая. Вот защитники у него — это да.
— Милиция охраняет? — удивился бек.
— Берите выше, — хмыкнул глав.
— КГБ? — глянул в потолок Степанов.
— Не к ночи будь помянуты… Гораздо выше.
— Неужто члены Политбюро? — ужаснулся стоппер.
— Мелкотравчатый и приземлённый вы индивид. Дамы там.
— Медсёстры? — кто из них в шестой палате?
— Ниночка Ивановна, проводите Сусанина.
— Так Сусанин — сам проводник! — блеснул эрудицией плеймейкер.
— Проводник — это Харон. А Сусанин — заблудшая душа. И бородач, естественно, — очки сами забрались на лоб. — Не задерживайте Ниночку Ивановну — тут ещё берцовые не разобраны. Постойте, а что это у вас с nasus? И как ваша tuba Eustachii?
— Разная трактовка футбольных правил, — шмыгнул nasusом капитан «Кайрата».
— Ниночка Ивановна, зайдите по дороге в шестую к Вадиму Витальевичу, пусть осмотрит трактовальщика.
Заяц и медведь сидят в тюрьме. Открывается дверь камеры, и в нее вталкивают верблюда.
— А ты говоришь, Миша, здесь не бьют. Посмотри, что с лошадью сделали!
А потом он кэ-эк вдул! А потом ещё вдул, а потом вдул из последних сил.
— Хватит, хватит! — затрепыхалась Сиомара, но неугомонный Трофимка вдул ещё раз. — Лопнет же сейчас! — отобрала кубинка у него голубой воздушный шарик. — Теперь надувай красный.
На минутку зашли четыре дивы из «Крыльев» проведать «жениха». Не пришлось ехать выручать бедняжку — самого привезли. Сейчас же идут на парад, будут возглавлять шествие «Бессмертного полка». У Сиомары никто в ту войну не погиб, потому просто несёт большую палку с шариками. Вышла из дому, а озорники-мальчишки лопнули два. Получилась палка куцая — вот, попросила Трофимку новые надуть. Так как с ней были Сенчина и Толкунова, то общались испаноговорящие на русском.
— Вдувайт менье шарик. Нога больит? Но губы не больят!
Трофимка, даже если бы ему не ногу сломали, а губу оторвали напрочь, то и тогда бы вдул. Ногу, кстати, не сломали, и даже мышцу икроножную не порвали. Первый удар пришёлся в латеральную клиновидную кость, похромал и вроде разбегался. А потом двумя ногами этот гад въехал по латеральной же лодыжке и по длинной малоберцовой мышце… Боль была страшенная, но отделался всё же легко, тремя ушибами — лечили тугой повязкой и мазями. Ещё новшество испытывали — сам первый секретарь из Москвы учёных выписал и заставил их электрофорез Теофило делать. Сам перуанец таких длинных слов не знал, это на коричневом ящичке, что у него в палате стоял, было написано: «Аппарат для электрофореза». И на русском, и на английском. Всякие экранчики со стрелками, кнопочки-лампочки, а ещё под его жужжание хорошо засыпать.