Сонет в защиту Марианны
«О
вкусах не спорят»
и глотки зазря не дерут,
А сразу дубину (не то кирпичину) берут.
И спорщик при виде дубины (не то кирпичины)
Действительно — больше не видит
для споров причины.
Сегодня сериалы в моде:
Мы сразу к ним попали в тон.
Тем человеку легче вроде,
Чем больше серий видит он.
Но раздражительный пижон
Готов напасть — путём пародий —
Уж и на зрелища в народе,
Который хлебушка лишён.
«Ах! Марианна примитивна!» —
Бунтуют снобы. Им противно.
Что здесь без грязи обошлось.
А залепи в них неучтиво
Сплошной похабщиной — небось
В ней не увидят
примитива!..
Стансы
Хвала великой прозябательной
Способности журденских масс!
Но их натуры занимательной
Я не поклонница как раз.
Я не ищу амёбной участи.
Дожить хотела бы и я,
Но не благодаря ЖИВУЧЕСТИ,
А СТОЙКОСТИ благодаря.
Я не желаю быть комическим
Всекоммунальным существом
Из тех, что жизнь берут КОЛИЧЕСТВОМ,
А думают, что… БОЖЕСТВОМ!
Им не понять (в горячке ловчества),
Что большинство не божество
И что
надышанностьсообщества
Не есть —
возвышенностьего.
Ты помнишь, как в икру лягушечью
Филистер гофмановский влип?
Тебе бы всё — смешки, игрушечки,
А человек пропал! Погиб!
Хоть отряхнулся он, как водится,
Вернулся к жизни и труду, —
Я ни к труду, ни к безработице
За этим типом не пойду.
Не принесут мне утешения
Ни вавилонское смешение,
Ни кухонный переполох.
Количественныерешения
Не для поэта, — видит Бог!
Количественное клокочество
Несёт войну, разбой, недуг…
Кто забракует одиночество,
Тот и для общества — не друг.
Хвала могучей, прозябательной
Непотопляемости стай,
Но с их сплочённостью ласкательной
Совпасть мне, Господи, не дай!
Чем в общей бочке быть спасённою,
Втереться сельдью меж сельдей, —
Быть лучше — ветром унесенною
От времени и от людей.
Пушкин и Вольтер
Не знаю: были правы иль не правы
Античности улыбчивые люди,
Но в том, что были счастливы они,
Последние сомнения гони:
На древности серебряном сосуде
Ты не увидишь пятен в наши дни.
Искусство — отблеск счастья
Не прямой.
И лишь НЕПРЕВЗОЙДЁННОЕ искусство
Отчётливей о счастье говорит;
Смелей, прямей в рог радости трубит,
Являя нам и светлый непокой,
И весь возможный мир сообщности людской
Затем, что не запальчиво, не шустро,
Не переусложнённо, не красн
о,
А попросту — БОЖЕСТВЕННО оно.
О, был ли счастлив наш поэт великий,
Когда, под шум древес многоязыкий,
Кумирами язычества пленён,
Он был… христианин? Но, дружный с наважденьем,
И вещим, озорным ведомый заблужденьем,
ВПОЛНЕ христианином — не был он?
Поэт, которому весна стучится в грудь,
Пока
хоть так, — но счастлив будь!
Прозренье редко людям душу греет.
А заблуждение не долго длится.
Простим часы гармонии певцу;
Тому и «многобожие» к лицу,
Кто эллинских богов так близко видит лица,
Неповторимому доверясь Образцу.
Простим полуневеденье блаженных
Воспитаннику статуй совершенных!
Чт
овкруг него?
Античность во плоти,
Чьи духи осязаемы почти…
И сладок лёгкий хлад касаний их мгновенных.
Судьба ль тебе назначила, Поэт,
Быть одиноким даже и со свитой?
Жить отрицаньем, но… во цвете лет?
Безверие питать. Однако ж под защитой
Таинственных божеств Эллады знаменитой.
Но в миг младоязычества (игрой
Беззвучной схвачен изваяний рой
Улыбчивый…) —
«Фернейский злой крикун»
При них же… И настройку вещих струн
Фернейцу приписать так хочется порой!
Твоей прохладой, мрамор ключевой,
И свежей тяжестью листвы над головой,
И виршей звонких записью живой
Не знаешь иногда — кому обязан:
Наивным грекам?
Царскосельским вязам?
Или сарказму радостно-кривой
Усмешки вашей, искуситель старый,
Гудоновский Вольтер, насмешник сухопарый?
Святой Господь, помилуй и спаси
Людей, меж нигилизма и красы
Увязнувших, пленясь неравной парой!
Забыв, что дале — ад; забыв, что на Руси
Оглядка надобна; что ментор хитроярый
Весь круг полётов пленника следит, —
Опомнись! И спроси, доверчивый пиит:
Кто, ежели не Бог, безумца защитит?
Не поздно ли?
Тогда… Зачем так дивно веет
Теплом — ослабевающий закат
От невесомых лиственных громад,
От их цветного дырчатого мрака?
(Бывает мрак, но радужный, однако!);
Зачем ты счастлив?
Ах! Ещё успеет
Исправиться неисправимый бард!
Хоть и не Феб его накажет за азарт,
Не Пан и не Гермес, — проказливые дети,
А тот безбожный мим,
Что примешал своё изображенье к ним,
Не веруя ни в них и ни во что на свете;
Ни в радость, ни в друзей, ни в стоящих врагов,
Ни в христианских, ни в языческих богов…