Но мало вам друзей, богатства и успеха,
И безграничных прав;
Вот и Коринну вы задели ради смеха
(Пусть не назвав).
Зачем? Что вас гнетёт? Какое бремя давит?
На что вам с нищими да с париями спор?
Злорадствуя при всех, что пьес моих не славят,
Поймите:
с давних пор
Завидуютмне! — вот их и не ставят.
А вам не позавидуешь, сеньёр.
Толерантность
— Хи-хи! Шпиономания какая!
Как недоверья в нас дремуч запас! —
Смеётся он
(шпиона увлекая
Обнюхать всё, что спрятано у нас).
«Чернь! — он рычит, уже как повелитель, —
Словес таких не допускать до рта,
Как „диверсант“, „предатель“ и „вредитель“!» —
(И… отворяет недругу врата!)
«Я, — мнётся он, — дружил с убийцей сдуру…
Как тесен мир! — не разойтись двоим…»
«А всё же, — он гремит, — долой цензуру!»
(И… цензором становится твоим!)
Гиене, скунсу, вепрю и грифону
Гостеприимно дав по микрофону
(«Смелей, гиена! Правду режь, грифон!»),
«Свободу слова» он ласкает всяко.
(У всех инакомыслящих, однако,
На всякий случай вырвав Микрофон!)
Так, антирусских правил учредитель,
Из формы в форму он перетекал —
Наш диверсант, предатель и вредитель.
А мягко говоря — политикан.
(Тот, у кого семь вилл, завод и яхта,
И есть наш ЦЕНЗОР! — выражайтесь
МЯГКО!)
Непохожесть
Зима подходит. Стало холодно,
Мосты поскрипывают сваями…
А я читаю Джека Лондона
С его Канадой и Гаваями,
С его каноэ, омор
очками,
Землепроходцами, индейцами…
И вижу, вижу между строчками,
Что мы не в действии. В бездействии.
Что, по какой-то схеме ханжеской,
Нас проучили без учебников.
Что из Москвы, столицы нашенской! —
Нас вытесняют, как нахлебников.
Мы терпим от гостей гонение.
Мы кормим всех, а сами бедствуем.
Но боссы
Рассылают мнения,
Что НЕПОХОЖИХ мы не чествуем!
Что мы не ценим в них «экзотики».
Что не стремимся к ним под выстрелы…
А сами
Нас под общим зонтиком —
Всех под одну ермолку выстригли!
С цветками сами; сами — с бантами —
Зелёными!.. Протуберанцевыми!..
А нас — пустили арестантами
Под серенькими нумерациями.
Красноречивейшая «знаковость»!
Рывки, ни с чем не сообразные!
То — гнали нас за «одинаковость»,
А то опять — за то, что разные?
— Так,
былиж разные?!
— Нет. Не были.
Кому куда, а вам — к банальности.
…Мой паспорт
Переписан набело,
Да нет уж в нём НАЦИОНАЛЬНОСТИ.
А нам: Рабы! Молчать! Допляшетесь!
Что было, то коровой слизано!
Национальность— не про вашу честь
И не про вас НЕСХОЖЕСТЬ писана!
Будь вы гостями, будь шахидками,
Будь ваххабитов недобитками,
Не будь вы мирные прохожие, —
Вы тоже (с нашими агитками)
Могли бы выйти в НЕПОХОЖИЕ!
И были б у вас рожи — ЛИЧНЫЕ:
Заморские! Своеобычные!
Приятные! Своеобразные!
Не одинаковые, — разные!
А вы, натуры бледно-палевы, —
Не с нами в ногу выступали вы:
Не покорились — вот и здравствуйте;
Печаль в лице —
Безродность в паспорте.
…И нас же дразнят
НЕПОХОЖЕСТЬЮ!
И нам же хвалят её лакомость!
Зачем? — у нас одно и то же всё…
Но, несмотря на «одинаковость»,
«Шагистика» нам запрещается
(Иначе вышагнем в дивизию?).
Жаль: факты — что ослы упрямые,
И результаты — те же самые,
Раз в «город Солнца» превращается
Мир, загнанный в сию коллизию:
Мы
всё равноидём шеренгами,
Да не туда, куда хотели бы.
С одной и той же вилки
гренками
Нас потчуют в Радиотереме.
У всех одна и та же мыльница…
Нас в пудру смалывает мельница,
Мы общим шифром закодированы…
________
Мне даже в то теперь не верится,
Что есть этнографы правдивые.
Когда народов не останется
(Ни лиц, ни слёз, ни луков пр
огнутых),
Джек Лондон
И как сакс прославится,
И как последний из этнографов.
Лист шумит, а цветы молчаливы
Весенний дождь поёт, как примус —
На тысячу эпиталам!
Стекл
ав окне цветная кривость
Ломает каплю пополам.
Долой домашней скуки привязь!
Быстрее — в рощу! Знаю: там
Уже витает по кустам
Благоухающая примесь
Тепла и просыханья… Толпы
Черёмухи — шумят… Заметь:
Благоухать бы им и только,
А им приходится… шуметь?
То листья, — НЕ ЦВЕТЫ шумели;
Цветы и в дождь молчать умели.
«Тёмная зелень…»