Для роты отряд был велик, для батальона мал и слаб. В обширном подвале люди жались кучками вокруг еды, сидели прямо на полу и на корточках, подпирали спинами промерзшие стены. Жевали. Просто удивительно, насколько велики подвалы под гаражами в современных домах, непонятно, зачем они такие и кому нужны, но сейчас это было хорошо: отряд, кроме боевого охранения, разместился в подвале весь.
В дальнем углу царило оживление: наверное, убивали крысу. Крысы теперь интересные: крупные, с кота, агрессивные и все в густейшей шерсти, включая хвост. Два пожилых дубоце-фала из вчерашнего пополнения молча дрались, не поделив термокостюм. Третий претендент, выбывший из борьбы в полуфинале, с хныканьем размазывал по лицу розовые слюни. К дерущимся придвигались болельщики.
Кто-то давал полезные советы. Кто-то, опустив в банку лицо, отчетливо чавкал.
Я пробрался к дяде Коле и с сомнением посмотрел на дрова:
— Прямо здесь разжигать и будешь?
Дядя Коля разогнулся, повернулся ко мне всей своей на-быченной громадой («Аки монстра, — пришло мне на ум. — Кого так обзывали? Ромодановского, кажется. Или нет? Шут с ним, с князь-кесарем, куда ему, те бояре дядю Колю не видели…») — и легко, как камышину, расщепил пальцами доску от ящика. Как всегда, это выглядело внушительно.
— Не задохнемся. — Он ткнул щепкой в потолок. — Тут вентиляция.
— А тяга есть?
— Если нет тяги, тогда это уже не вентиляция, — пробурчал дядя Коля.
— Резонно. А если кофе все-таки подвезут?
— А если не подвезут?
Что ж, могут и не подвезти. Честно говоря, горячая вода пригодится в любом случае, не на питье, так на бритье. Хорошо бы и то, и другое… хм, размечтался. Когда это мы брились в последний раз? Не без некоторой гадливости я провел ладонью по щеке и обнаружил то, что ожидал: превращение щетины в дикого вида бороду состоялось — пока еще низкорослую, колючую, но уже более чем грязную. Н-да… Все мы здесь аки монстры. Впрочем, вшивость в отряде, как ни странно, все еще нулевая.
— Ладно, — сказал я, — ты все-таки погоди пока нас травить, договорились?
Вацек сидел на корточках и следил за экраном. Одновременно он успевал строгать ножом хлеб и бережно складывал на сгиб локтя хлипкие ресторанные ломтики. Аккуратист. Ди орднунг юбер аллее… Интересно, на какой я сейчас позиции в его табели о рангах? Не на первой, это точно. Должно быть, опять на второй, только уже не после Сельсина, а после Сашки.
Черт бы его побрал: этот цивилизатор был даже брит!
Если человек, имеющий право питаться лучше других и не пачкать руки тавотом, тем не менее их пачкает да еще стоит за едой в общей очереди, уважения к нему это, разумеется, не прибавит. Зато не вызовет и ненависти, а о том, что важнее, говорить не приходится. Я присел рядом, взял сразу два ломтика, запихнул в рот и учинил первой банке харакири. На вид говядина была вроде ничего, обыкновенная. Съедобная. Пряная. Обрыдлая давно и всем. Некоторое разнообразие меню случалось иногда устроить, разжившись в покинутых квартирах, — но банки стратегической говядины доставлялись регулярно, дважды в сутки. Дата выработки консервов скрывалась в неизвестности, пока на прошлой неделе дотошный Гарька Айвакян, вообще привычный к хорошей пище, не обнаружил на своей банке исключение: 05.98, после чего ходил голодный и злой до визга, отказавшись «в пользу самоубийц» от своей доли. Если он наивно полагал, что забитые в прошлом столетии крупнорогатые стратегические скоты не вызовут в массах энтузиазма, то здорово ошибся: «самоубийц» нашлось более чем достаточно. Теперь-то Гарька все жрет, только подноси, зато нудно бубнит, что уничтожать исторические реликвии — вандализм, и не устает вдохновенно описывать бесценные сокровища национальных кухонь, намекая, какую правильную еду имел бы отряд, если бы он, Гарька, а не кто-то другой занимался снабжением… «Плох тот солдат, который не хочет стать интендантом», — бессердечно комментирует Наташа. «Молчи, гад, убью!» — в гневе ревет дядя Коля, глотая пустую слюну, и Гарька снова срывается на визг…