-- Ну, наверное, затем, чтобы собрать побольше шуму в шкатулку и передать ее когда-нибудь внучке, - попробовала пошутить Мария.
На самом деле она понимала теперь беду Светы до самого донышка души. Она смотрела в теплеющие глаза Светы и видела, что они уже не прозрачные, как у рыбы, а синие. Вся синь их вышла наружу, и надо было не дать ей обратиться вспять - обратно, к прекрасной, но холодной еще выси.
И все-таки в Свете оставался какой-то нездешний огонь, который ничего общего не имел с холодом выси.
Света сказала, плотно сжав губы и сверкнув в глазах этим неведомым огнем:
-- А ты знаешь, если бы Нелли Николаевна случайно не застала меня в палате во время обеда, я могла бы и умереть. Я бы умерла с голоду, но ни за что не пошла бы в столовую. Я такая - если мне что втемяшится в голову, то умру, но сделаю. Но такое бывает очень редко.
-- Тебе бы не дали умереть. У нас в стране - один за всех и все - за одного.
-- А вот и неправда. Не знаю, как в стране, а в природе бывает все самое грустное. Я когда гуляю, люблю смотреть на природу - и так, от нечего делать, и потому, что правда люблю. Я один раз видела, как собаке с щенятами принесли костей, и вот щенки набросились на пищу. Трое оказались проворней и схватили лучшие косточки. А один - самый мелкий и хроменький - никак не мог приткнуться к миске, - трое других загораживали ее, поглощая добычу. Тут же была и довольная мать - она заботливо наблюдала за троицей. И вдруг, когда четвертый щенок наконец подобрался к миске и уже было потянул к себе косточку, мать, неожиданно зарычав, оттолкнула его лапой. Слабак отскочил, а те трое, вместе с матерью, ощетинившись, принялись тявкать и лаять, понуждая его убраться еще дальше. Так он и простоял, виновато виляя хвостом, в сторонке. А потом... потом, когда пир закончился, ему милостиво разрешили полизать пустую миску.
-- Быть такого не может! - вырвалось у Марии.
При всем своем равнодушии к природе она полагала, что все в ней - соразмерно и благостно, а если кто и нарушает всеобщее благолепие, то это она и не помнящие себя от удали и любопытства мальчишки. Но ведь на них есть Мавродий.
-- Может, - упрямо возразила Света. - А знаешь, эту сценку видел еще наш дворник - живет у нас такой дядечка, про которого говорят детям, чтобы они с ним не водились, потому что он баптист. И еще говорят, что он в свое время плеснул себе в глаза серной кислоты, чтобы не служить и что это он у нас только метлой машет, а у них - чуть ли не главное лицо в приходе. Так вот, дядечка, хоть и полузрячий, а тоже рассмотрел, что делается у миски. А потом и говорит: "Вот они его оттолкнули, а он через эту обиду вымахает богатырем".
-- Ни к чему тогда богатырь! - сказала Мария сквозь сжатые зубы.
Она чувствовала: еще слово, и из души ее выйдет стержень, а сама она превратится в бескровную медузу. Но, к счастью, к горлу подкатывал ком, и рука в воображении тянулась за камнем, чтобы размозжить им череп озверевшей, не помнящей родства сучки.
Света, видимо, почувствовала перемену в Марии и еще сильнее прижалась к ней плечом.
-- А богатырей, если честно, не было и вовсе, - сказала она тихо и торжественно. Выждав паузу, она продолжила, пытливо заглядывая Марии в расширенные, повлажневшие глаза. - Понимаешь, былины сочинял народ, который кое-что позабыл. Так вот, позабытое можно отыскать в летописях. В них ясно сказано, что между борьбой с половцами и печенегами витязи одной княжеской дружины шли войной на витязей другой княжеской дружины, и не куда-либо, а на те же русские земли. А бывало, что витязи просто разбойничали в своих пределах, ведь им не платили жалования. Какие же они после этого богатыри?
-- Ты и летописи читаешь?
Света опустила голову и, немного помолчав, сказала, тяжело вздохнув:
-- Нет, только отрывки. Есть такая историческая серия в глянцевых обложках - мне ее дед Матвей поскидывал с верхних полок.
6
Этот чудесный-чудесный мотоциклист... Почти невидимый на своем стальном коне, весь растворенный в полутьме и очаровательном рокоте... Он кружится на круглом пятачке арены, - Мария же, вместе с другими зрителями, затаив дыхание, смотрит сверху, как в яму. У ямы отвесные стены и по краям ее толпятся готовые ахнуть зрители. "А-а-а-х!" - слышится Марии. Она опять упустила момент, когда мотоцикл, должно быть, резко накренившись, проворно взмыл на стену. Немыслимо-пьянящий, бесподобный воздух накаляется как от печи и в нем все ближе мелькает неоновый значок на черной куртке мотоциклиста. "Ну, мама, пойдем в цирк еще, пойдем прямо завтра!" - кричит она, не помня себя от восторга, когда артисту удается улизнуть от неиствующей публики и, вывалившись возбужденной толпой на улицу, публика гудит и будоражит случайных прохожих... Потом, может быть, для того, чтобы отвадить Марию от цирка, мать рассказывает ужасную, с ее точки зрения, историю. Оказывается, мотоциклист больше не выступает в цирке, потому что он упал с каната. Да-да, гордому, неистовому мотоциклисту было мало его стен, и он вознамерился проехать по канату. Но, просчитавшись, упал. И вот - повредил позвоночник.