- Состояние стабилизировалось, - говорит совсем другой доктор. - Но вы не состоите в формальном браке...
- Просто не успели!
- Поэтому я не могу вам ничего сказать о диагнозе. Но навестить - это пожалуйста. Не волнуйтесь, это не заразно. Проходите смелее.
Глупый доктор! Что он знает о боязни? Я боюсь только одного - не увидеть её больше никогда. Вхожу в палату. Её кровать в углу, в нише. На других - женщины, девушки, многие приходят в себя после операции.
Она смотрит в стену. Отстранённо. Я улыбаюсь: жива, значит, мы снова вместе. Но Она почему-то не рада. Уверен, заметила меня, поэтому и отвернулась. Мне непонятно Её поведение. Совсем.
- Знаешь, почему я не знакомлю тебя с мамой? - говорит Она, и в уголках её глаз застыли слёзы.
- Нет, - честно отвечаю я.
Вообще никогда не задаю глупых вопросов. Если не знакомишь, значит, время ещё не пришло.
- Потому что мамы давным-давно нет, - говорит Она. - Я её почти не застала.
- Мне честно-честно, очень жаль, - отвечаю. - Но, любовь моя, я здесь, с тобой! И никто не сможет нас разлучить.
Начинаю доставать вещи. Её любимый шоколад. Она немного улыбнулась. Ловлю на себе завистливые взгляды других людей - соседей по палате. 1 января, к ним вряд ли кто-то придёт. Может, некому прийти - мне плевать.
- Не печалься так, - продолжаю. - Мы вместе, так? И это здорово. Значит, всё у нас будет, и будет хорошо.
- Ничего уже не будет, милый. Ничего, - говорит Она слишком спокойным голосом. Слишком серьёзным. Выразительно смотрит мне в глаза. - У меня редкое заболевание. Все женщины в нашем роду болели им. Моя мама умерла, когда мне было 5 лет. И так же - её мама, моя бабушка. У нас мало кто доживал до 25 лет. И я об этом знала. Но мне уже 27, понимаешь? И никаких признаков болезни!
Я подхожу ближе, чтобы никто не слышал, и она шепчет мне на уход:
- Я избегала близких отношений. Не хотела, чтобы ко мне привязывались. И мне казалось, милый, что если я не буду любить, если меня никто не будет любить, то никто и страдать не будет. Никто не увидит, что я жила и умерла. Но тут мы повстречались с тобой... Это было озарение. Вспышка. Знаешь, я наивно поверила, что больше никакого проклятья нет, что своей любовью ты излечил меня.
Мы оба молчим. Я смотрю в Её глаза, на Её лицо, и не вижу вообще никаких признаков болезни. Она выглядит гораздо моложе своих лет. О чём ты говоришь, какая болезнь? Какое проклятье? Ведь мы - созданы друг для друга! наша любовь способна уничтожить любую преграду, разве нет?
- Если ты уйдёшь прямо сейчас, я пойму, - говорит Она. - Это будет нормально. Мне очень мало осталось, это жаль. Родственников у меня нет, кроме дяди. Но он, наверно, считает меня мёртвой. Ведь мне скоро 28 лет!
- Мы уйдём вместе, - говорю. - Побудь здесь, я разберусь, дорогая. Любые болезни лечат.
* * *
Прошло несколько дней, история новогоднего ужаса стала забываться. Она по-прежнему рисовала картины, стоя в гостиной. Улыбалась мне. Но то и дело присаживалась на диван, чтобы отдохнуть. Или даже ложилась.
В нашу жизнь добавились врачи. Бесконечная вереница кабинетов, куда мы ходили каждое утро. Нас возили водители - сам я боялся сесть за руль. Доктора - много их, и все умные. Все с глубокими взглядами.
Все, как один, пожимали плечами. Она чувствовала себя всё хуже - слабость одолевала. Скоро ей стало тяжело ходить, а потом - стоять. Мы уже никуда не ходили.
Сначала врачи приезжали ко мне, и спальня стала похожа на медицинский кабинет. Всюду - запах спирта, медикаментов. Потом врачи перестали навещать Её, их заменили медсёстры. Кололи ей глюкозу и витамины. Помогали мне разогреть детское питание в микроволновке. Учили кормить с ложечки.
Она уже не могла рисовать - только бесконечно писала что-то в своём блокнотике. И улыбалась. Я не был на работе так долго, что Костя начал переживать. Писал в Viber каждый день. Я требовал отчёты, и он бесконечно присылал их мне.
Я не читал.
В ту ночь она уснула, и блокнот выпал из обессиленных рук. Я аккуратно подобрал его, и ушёл на кухню. Не до сна. Устроился на неудобном стуле, раскрыл - начал читать. Её истории.
* * *
Наша цивилизация - это Серафим, проснувшийся в одной постели с демоном. Он лежит на перинах и чёрных шёлковых простынях, устланных собственными перьями. Он не может понять, о чём он думал вчера, и думал ли вообще. И пускай на меня не обижаются служители Господа, я всего лишь сравниваю человека с ангелом, а не наоборот. И здесь мне не избежать обобщений и грубого эпатажа.
Наша цивилизация - это турист, одетый в гипермаркете в походную одежду покорителей джунглей, одет лишь ради того, чтобы повыпендриваться перед своими друзьями, ибо настоящий охотник засмеёт этого туриста. Так вот, цивилизация наша - такой турист, которого забросили в самое сердце Амазонки. Его обувь, одежда, а также и всё прочее не подходит для таких опасных экстремальных вылазок, но жребий брошен, и он продирается сквозь джунгли, рассекая лианы офисным ножом. Таким, который и бумагу-то режет с трудом.