- Ты не из учительских, - уверенно отмахнулась бабка, - уходи!
- Он учительнице своей берёт, - сказал Женя.
- Да, учительнице... - повторил Дюша, - Лидия Петровна моя учительница...
Бабка устремила очки в расписанную картонку, сделала закорючку, взяла копейки, глянула в ладонь, и выдала Дюше чёрный хлеб.
По дороге домой, Дюша с Женей ободрали всю чёрную корку, Жене не разрешают по дороге грязными руками трогать белый хлеб.
В обед следующего дня, Дюша положил в школьную, с разноцветными пасмами торбочку: букварь, тетрадки, карандаши, и мякиш вчерашнего хлеба, завёрнутый в широкую газету, - школа сытою будет.
Лидия Петровна последний урок всегда весёлым устанавливала, хотела, что бы у детей не убывала охота, снова в школу идти.
Сегодня она спросила: - кто внешкольное стихотворения знает.
Почти все знали, а лучшая ученица Катюша Томева, аж три стихотворения выразительно рассказала, - её пятёрки в журнал больше не вмещаются.
Дюша тоже знал одно стихотворение, но его почему-то долго не поднимает Лидия Петровна, только когда его рука одна поднятою осталась, учительница сказала: - Пусть Дюша прочитает, что он выучил.
Зачем читать, он наизусть знает:
- Рез, два - левой,
Я мальчишка смелый,
Пули не боюсь
В танкисты запишусь...
Дайте мне винтовку
Пойду я на врага:
За Ленина, за Сталина
Ура!.. Ура!.. Ура!..
Дюша взял с парты карандаш, и провёл им по пустоте - показал, как он будет записываться в танкисты, и пойдёт на врага: - за Ленина, и за Сталина.
Не надо за Сталина, - сказала учительница, - правильно говорить: - За Ленина, за Партию...
- Меня дедушка так научил - обиделся Дюша.
- А чему ещё тебя дедушка учил?
Дюша долго молчал..., - надо со всеми здороваться, и всегда правду говорить.
- Скажи правду, ты вчера покупал хлеб?
- Да...а, - просипел забывчивым носом Дюша.
- И что ты сказал продавцу, кому хлеб берёшь?
Дюша опустил голову, молчал, стал щупать звёздочку с кудрявым мальчиком в середине.
- Я..., йя, других учителей не знаю...
- Ну вот, а учительница, которую ты знаешь - осталась без хлеба. Что на это сказал бы твой дедушка?..
У Дюши два деда, - старый, и самый старый.
Один сказал бы, что плохо, - подумал про себя Дюша, другой никакие Дюше замечания не говорит, всегда защищает его. Сам он не знает, почему ему захотелось, учительский хлеб есть.
- В войну, мы хлеб по карточкам получали, - тихо стала вспоминать Лидия Петровна, - нам по двести грамм взвешивали. В нашем подъезде пять семьей осталось жить, мы всегда по очереди голодными ходили норму отоваривать...
- Совсем как я на молочную кухню - подумал Дюша.
- Никто, никогда, даже крошки чужой не съел, не смел от чужой нормы, частицу малую ковырнуть.
Дюша опустил голову, - он в чужую норму пальчиком ковырялся.
- А ведь голод ленинградский свирепствовал; мы тысячами в безмолвной толпе, стоя слушали у рупоров на столбах стихи старца Джамбула, и все сочувственно плакали, словно вдоволь наелись...
Дюша по рупор-радио космос слушал, медленно полез в торбочку, достал завёрнутый остаток вчерашней буханки, газета громко шуршала в тишине умолкшего класса.
Он учительнице на стол, скомканный остаток чёрного хлеба положил.
И тоже заплакал...