«Заходите, - сказала я Урсуле.
Она присоединилась ко мне, закрыла дверь и огляделась. Это была большая комната с отдельной ванной. Краска отслаивалась со стен, а сантехника выглядела старинной. В углу была неуклюжая койка, покрытый шрамами деревянный стол и несколько прямых стульев сбоку.
«В каком-то месте», - прокомментировал я. Я сунул люгер обратно в кобуру. Я подошел к койке. Казалось, что кто-то недавно на ней лежал.
«Здесь нет багажа или чего-то еще, - отметила Урсула. «Возможно, мы уже потеряли его».
«Давай посмотрим вокруг», - сказал я.
Мы исследовали это место по частям. Были доказательства того, что там был Рихтер - окурок одной из его любимых сигарет; бутылка вина, почти пустая; и в мусорной корзине, его брошенный билете на поезд, я не нашел ничего, что указывало бы на то, что он вернется в эту комнату. Фактически, все доказательства указывали на то, что он оставил это навсегда.
"Что нам теперь делать?" - спросила Урсула.
«Я не знаю», - сказал я ей. Я вернулся в ванную и медленно огляделся. Мне показалось, что в комнате было какое-то место, которое мы не заметили. Я снова заглянул в пустую аптечку.
Потом я пошел в туалет. Верх был на нем. Я поднял крышку и заглянул в таз.
Там я увидел кусок мокрой смятой бумаги, плавающий в прозрачной воде.
Я выудил это и взглянул на него. Это был всего лишь кусок бумаги от большего куска, который, очевидно, был порван и предан забвению, но на нем было несколько рукописных букв.
«У меня кое-что есть», - сказал я.
Урсула подошла и посмотрела через мое плечо. "Что это такое?"
«Похоже, Рихтер пытался избавиться от этого в унитазе. Вы можете разобрать, что это за буквы?»
Она взглянула на это. «Это почерк Рихтера», - сказала она. Она скривилась, слегка повернув записку. Похоже, это написано на сербохорватском, Ник. Возможно, начало слова «национальный». И еще одна буква, начало другого слова ".
Я покосился на него: «Национальный. Но какое второе слово?»
«М - У - С - музей, Национальный музей».
Я быстро посмотрел на нее. «Музей. Есть ли в нем гардеробная?»
«Я так полагаю», - сказала она.
«У Рихтера не было бы причин использовать музей для встречи», - сказал я. «Мы знаем, что он уже встречался с Лубянкой в отеле« Сава »и, возможно, здесь».
«Это правда», - сказала Урсула, но не последовала за мной.
"Ну, допустим, вы хотели сдать это радио куда-нибудь на хранение на пару дней. Вы не можете воспользоваться камерой хранения багажа на Центральном вокзале или в аэропорту, потому что полиция там следит за вами. Но почему бы не воспользоваться камерой хранения в общественном месте вроде музея? "
"Но вещи там оставляются только на время
«Пока посетители в музее», - напомнила мне Урсула.
Я подумал об этом на мгновение. «Они держали бы вещь пару дней, ожидая, что ее владелец вернется. Но, допустим, Рихтер не хотел полагаться на такую возможность. Возможно, он оставил радио в музее, а затем позвонил им позже днем, чтобы говорят, что он забыл забрать его, когда уходил. Он бы пообещал получить радио в течение двадцати четырех или сорока восьми часов. Тогда его заверили бы, что они проявят особую осторожность, чтобы держать его для него ».
«Это хорошая теория, Ник. Ее стоит проверить».
«С утра мы будем в музее», - сказал я. «Если сегодня вечером Рихтер узнает о Лубянке, он, вероятно, решит немедленно покинуть Белград, но не без этого радио. Если бы он все же спрятал его в музее, мы бы хотели его там избить. Это может быть наш последний шанс для контакта с ему."
«А пока, - сказала она, - тебе нужно немного отдохнуть. А у меня в« Маджестике »есть особенно комфортабельный номер».
«Хорошее предложение», - сказал я.
* * *
Мы были в Национальном музее, когда он открылся на следующее утро. Был солнечный весенний день в Белграде. На высоких деревьях в парке Каламегдан росли ярко-зеленые бутоны. Катера на подводных крыльях курсировали по спокойным водам Дуная, и оживленное движение казалось каким-то менее беспокойным. Но сам музей в ясное утро казался монолитным и серым; это было ярким напоминанием о том, что мы с Урсулой пришли сюда не для развлечения.