– Я прикрепился к ветке.
– Или поймал нужный ветер. – доктор Летсман смотрел на меня поверх очков.
– Я самый счастливый лист. Вы встречали такое в своей практике?
– У моих пациентов, как правило, есть проблемы. У тебя их нет. А значит, во мне нет необходимости. Ко мне не ходят хвастаться.
– Я хожу. Вы хороший друг.
– Я искренне рад за тебя Ирвин. Ты на верном пути. В последнюю нашу встречу ты бы растерян и зол.
– И напуган.
– Тебе виднее, Ирвин.
– Я понял, в чем мои проблемы.
– В течении всей жизни мы познаем себя. Мы принимаем свои желания и боремся со страхами, чтобы оказаться на наивысшей точке своего душевного равновесия.
– Моя голова вознеслась. И не убоится сердце мое…
– Вы читаете Евангелие?
– Армин. – обратился я к врачу по имени. – Я пришел к тебе как другу. Не анализируй меня.
– Я не тот друг, которому ты можешь передать свою эйфорию и получить тоже взамен. Но я правда рад за тебя Ирвин. Не потеряй своей ветер.
– Постараюсь.
Мне хотелось творить. И я вытворял. Я пил прямо на работе и занимался всякой ерудной, от поиска в базах чужих убийц, до оригами из бумаги, и никакой директор Кордон, не мог меня остановить. Никто не мог. На моем столе стояла почетная грамота от отдела по борьбе с терроризмом и стопка благодарностей.
Один лишь президент не жал мне руку за то, что я размозжил голову террористу на глазах у заложников и закидал их его мозгами.
Я пристрастился к кулинарии. Началось все с кетчупа, потом я даже грел еду и вот сейчас я создал запеканку из слипшихся макарон и остатков колбасы, которые более-менее сносно пахли. И я понял, что Пенни меня любит. Иначе бы есть она это дерьмо не стала.
– Я впервые за последние полгода чувствую себя счастливым. – рассуждал я. – Даже на работе. И я даже не думаю о мертвецах.
– Тебе не интересно куда исчезло тело Датсона? – спросила Пенни.
– А какое мне до этого дело? Я убил его. Я знаю это. А розыск и исчезновение – дело рук бюро. Я видел, как они фабрикуют дела и улики.
– Ты тоже этим занимался?
– Джоуш занимался. Он слишком много знал, так что его смерть, чьих бы рук она не была, логичное завершение. – я сказал это. Я выдохнул это как пар из выходит из духовки. Тепло от вина разливавшееся по телу, осело под тяжестью осознания собственной правоты. Джоуш слишком много знал.
– Твои рассуждения параноидальны.
– То категоричны, то принципиальны, то параноидальны.
– Не думала, что ты человек крайностей.
– Я тоже. – я повернулся и поцеловал Пенни. – Ты знаешь обо мне больше чем я о тебе…
– Что тебе рассказать?
– Что угодно.
– А ты меня не арестуешь? – рассмеялась Пенни.
– Я подумаю…
– Что ж… Что ты хочешь знать? В детстве я не была толстой, надо мной не издевались в школе, и я не била себе татуировок по пьяни…
– И кто еще из нас категоричен… Почему ты стала поваром? Вот у меня родители всю жизнь проработали в полиции, я тебе рассказывал…
– Моя семья не гордится мной. Они люди творчества… Мой дед был коком на военном британском корабле. В сорок пятом он причалил к берегам Италии, оставил после себя руины и ребенка моей бабушке. Больше его не видели…
– Кулинария тоже творчество… Твои родители живут в Италии?
–Мать и бабушка да. У них там свое ателье. Мой отец живет в Германии, нюхает кокаин и рисует голых женщин. Мой брат бойкотирует цифровые технологии, живет в шалаше и собирает мусор с берега. Моя старшая сестра со своей женой путешествует по Азии. Мой второй брат фотограф – сейчас судится со своими моделями за домогательства…
– А я единственный ребенок в семье…
– Повезло тебе. – усмехнулась Пенни.
– Я не умею работать в коллективе.
– В твоем коллективе любой из основоположников коллективизма повесился бы на собственном галстуке. Где их набрали?
– Это экспериментальная программа. Ее организовали четыре года назад. Наш директор раньше работал в отделе финансовых преступлений. Я в особо тяжких… Кто где. Кого-то было жалко уволить и его переводили в проецирование агрессии, кому-то нужно было освободить денежное теплое местечко, в отдел проецирования…
– Но ведь создать целый отдел, платить агентам, экспертам, техническое обслуживание, транспорт… И за это я плачу налоги?
Мне было смешно и было грустно. А завтра надо было на работу.
Ничего не предвещало беды. Пенни сделал мне утром яичницу с беконом. Пол помыл машину, и теперь в ней пахло дешевым освежителем воздуха в форме елочки, а не памперсами. Кордон был на конференции. На улице прекратился дождь. Вместо него пошел мокрый снег. Даже первому свидетелю было, нечего сказать.