В своей таблице Колодицкая расписала все настолько подробно, что даже Вита, человек совершенно посторонний в этом вопросе, довольно быстро разобралась что к чему. Фактически это была иллюстрация смены власти в городе. Все покойные так или иначе мешали деловым интересам Баскакова и вместе составляли тот круг людей, которые, можно сказать, и управляли городом и его ресурсами. Александров был их мэром. Сам по себе он, скорее всего, был Баскакову неинтересен, потому что как только не станет людей, поддерживавших Александрова, он рухнет. Кроме того, приближались выборы, и одним из кандидатов был некто Сотников, который, по утверждению Колодицкой, был напрямую связан с Баскаковым. Грубо говоря, предполагалось, что Сотников будет перчаткой, а Баскаков — рукой в этой перчатке. И только теперь Вита вспомнила, как один человек, знакомый Евгения, упомянул в разговоре, что Баскакова в его круге в шутку некоторые называют «Чернокнижником». Теперь смысл этого прозвища стал куда как яснее.
Над некоторыми квадратиками было написано «возможно промах», а стрелочки от них вели пунктирные. Фамилии ничего не говорили Вите, и она снова вернулась к записям: секретарши, охранник, инспектор из отдела писем в мэрии. Судя по рассуждениям Колодицкой, эти люди могли погибнуть случайно. Сюда же она отнесла двух молодых людей, неких Илья-сова и Молчанова, которые в разное время покончили с собой и при них тоже были найдены вскрытыми странные письма — одно адресованное в строительную фирму «Аркада», другое в мэрию. Колодицкая назвала их «курьерами» и заметила, что они, скорее всего, поплатились за собственное любопытство.
Но письма, письма!.. Что же с ними такое?! Просто ли это какая-то угроза, предупреждение или они играли роль орудия убийства. Но каким образом? Вита безуспешно искала ответ в записях Колодицкой и не находила его. Покойный редактор «Веги ТВ» производила впечатление очень изворотливой и умной женщины, но во всех ее рассуждениях, касавшихся писем, чувствовалась явная растерянность. Она сама ничего не понимала. Что такого могло быть в этих конвертах?! Бактерии? Какой-то яд? Летучий яд — ведь со всеми, кто брал письмо после, ничего не произошло. Вита вспомнила слова Виктории о том, что по просьбе Колодицкой вскрывала конверт и доставала из него письмо. Но ведь с Викторией тоже ничего не случилось. Или она врет? Зачем, какой смысл? А Колодицкая после ее ухода вдруг взяла и проломила себе голову.
Увидела, что с подругой все в порядке, и спокойно начала читать письмо, даже не подозревая… А ведь Виктория, по ее словам, письма не читала…
Вита сердито одернула себя. Разве письма могут убить? Бумага, чернильный разговор… разве это может убить?! И не просто убить, а заставить сделать это самому. Убить себя. Может, в письмах что-то зашифровано, может они как-то влияют на мозг, отдают некий приказ…
Язык — это не так уж просто, это живое существо, очень мудрое, очень восприимчивое и иногда даже очень опасное… но это уже, конечно, из области фантастики…
А Чистова тоже из области фантастики?
А с Чистовой вообще непонятно. Было или не было. Видела или не видела. Может, она заснула. Может, Чистова ввела ее в какой-нибудь транс.
Еще скажи заколдовала!
Но как же тогда? Как же свидетели? Все лгут? Невозможно. Может это действительно обычные самоубийства? Да в том-то и дело, что большинство из них необычные. А если судить по записям Колодицкой, так тем более. Кроме того, судя по тому, что говорила Виктория, Колодицкая — женщина достаточно здравомыслящая и материал собирала, исходя из реальных фактов. Она выполняла заказ Александрова, и Вите теперь уже никак не узнать, почему мэр обратился именно к ней. Судя по некоторым бумагам, Колодицкая собиралась запустить некий пробный шар — провести интервью с известным психологом на тему участившихся самоубийств среди состоятельных и влиятельных людей, но провести не самой, а поручить это кому-нибудь из журналистов и подать так, будто это целиком его идея, его материал, его вопросы. Для этого она собиралась дать ему почитать кое-что из бумаг и определить для него общий ракурс беседы, а потом посмотреть, что из этого получится. Интересно, успела ли она провести передачу или умерла раньше?
На фотографиях были запечатлены совершенно незнакомые Вите люди, какие-то встречи, застолья, и она равнодушно откладывала их в сторону одну за другой. На нескольких без труда узнавались Баскаков, а также Сотников, среди прочих людей на фотографии, вероятно, был и кое-кто из убиенных. Но никаких пояснений к фотографиям Вита не нашла, зато обнаружила среди бумаг раскадровку какой-то видеокассеты, где, среди прочих, стояли уже знакомые ей фамилии некоторых свидетелей. Посмотреть бы кассету — может, из нее она узнает что-то новое?
В любом случае, доказать что-то с помощью этой папки, конечно, нельзя. Можно удивить, заинтересовать, даже напугать, но не доказать. Интересно, что Александров собирался делать дальше — ведь папка предназначалась для него? Но Колодицкая — дама пробивная, ее связям можно было только позавидовать, и кто знает, что еще ей удалось бы выяснить в дальнейшем. Так что вычислив Анастасию Андреевну, ее тут же и хлопнули…
Да? А как?
Письма, письма… Что же в этих письмах, для чего они, как работают? Вита машинально взглянула на листы, исписанные красивым почерком, на бурые пятна на одном из них и нервно передернула плечами. Неожиданно ей пришло в голову, что Вадиму очень повезло, что он все еще жив.
Что же теперь делать? Проще и правильнее всего, когда вернется Семагин, просто уйти и забыть обо всем этом. Два года прошло, у власти Сотников и Баскаков, земля на могилах уже осела — к чему тревожить мертвых и себе могилу рыть? А как же Чистова? Жизнь, изломанная собственной самоуверенностью и чужой алчностью? Какие у нее были глаза, когда она ей обо всем рассказывала, сколько в них было боли. А письма ведут к Баскакову. Она обещала ей помочь… но как она поможет. Она никто. Она ни-чего тут не может сделать.
В коридоре лязгнул замок входной двери, и Вита, вздрогнув, потянулась к своей сумке, но тут же обозвала себя идиоткой и начала аккуратно складывать бумаги обратно в папку. Вскоре в комнату вошел Семагин, расстегнул «молнию» своей черной куртки и плюхнулся на диван, вытирая ладонью вспотевшее разгоряченное лицо.
— Ну, как, Риточка, разобралась? Понравились измышления Настасьи Андревны? Произвели впечатление? Вижу, что произвели, — он засмеялся, довольный. — Только ты смотри, сама не поведись, все это глупости, рассчитанные на легковерных и сдвинутых! Нормально да — присылают человеку письмо и он тут же р-раз! — и в окно. Наверное удобно, будь это правда. Ну как — будешь брать?
— Вадик, а как она к тебе попала, если не секрет? — хмуро спросила Вита. Семагин пожал плечами и рассказал, как проводил беседу с одним известным городским психологом Еленой Личанской, как потом обрушилась на него Колодицкая за якобы неправильно построенные вопросы, как он уехал, забрав по ошибке пакет редактора вместо своего, как она позвонила ему на мобильный и потребовала немедленного возвращения и как, приехав, он узнал о трагедии.
— Вначале я думал пакет ментам отдать, а потом решил — какого черта?! — Вадим снял куртку и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, выглядывавшей в вырез серого свитера. — Мои бумаги и кассета пропали — Настя их в припадке разодрала на куски, даже журнал «За рулем» не пожалела, а он, между прочим, не мой был. Ну, и оставил себе. Вот, как видишь, пригодилась.