С досадой чувствуя, что у нее горит лицо, Вита наблюдала то за «кампанией по порабощению», то за зрителями, лихорадочно перебирая в уме все, что до этого знала о Нарышкиной-Киреевой. Жена владельца крупного процветающего ресторана и не последнего человека в городе работает порноактрисой в каком-то диком клубе… Из-за денег? По словам ее родителей, денег у Элины было более чем достаточно. Подловили на чем-то, заставили? Чтобы потом на мужа выйти? Да сколько угодно может быть причин, если бы только… если бы только не видеть, что Элина более чем наслаждается своей работой.
Работой?
Для нее это не работа. Для нее это жизнь.
И что? Это появилось после поездки в Крым и знакомства с Наташей или было всегда? Вылезло само по себе или Чистова «переставила»? Что она знает об Элине?
…крайне ленива, но не флегматична, несдержанна, бестактна, сварлива, но не злобна, любит погулять, за собой следит тщательно, большую часть денег тратит на одежду… хотя и любила деньги и постоянно в них нуждалась, ничего не предпринимала для того, чтобы их заработать как-то иначе, кроме того, как выйти замуж, к независимости не стремилась… раньше она предпочитала строгий деловой стиль, теперь ее наряды можно назвать довольно легкомысленными, три года даже не пыталась устроиться на работу, теперь…
Сведения вылетели на поверхность памяти, как карты, но легли в совершеннейшем беспорядке. Пасьянс не сходился. Вывода не получалось. Решение не приходило. Если собрать всех остальных — Матейко, Журбенко, Кужавского, то Элина подходила к ним, как недостающий квадратик мозаики. Но сама по себе… Вита снова посмотрела на «сцену», на запрокинутое лицо, закрытое черной маской. Видеть его выражение было совершенно необязательно. Она заметила, что очень многие зрители смотрят только на Элину — они тоже чувствовали. Нужно поговорить с ней, причем поговорить сразу же после «представления» и поговорить как-то по особенному, чтобы суметь понять… Но зачем ей это — ведь она больше не работает на Чистову. Что нужно точно сделать, так это уйти из этого места, пока не явились Демьян и Стася. Конечно, все это любопытно и, местами, довольно смешно, но всякому юмору есть предел. Провинциальный мордобой, провинциальная резня, провинциальная порнуха, только и всего. И слава богу, что не пришлось идти в «зоопарк».
Наблюдая за зрителями Вита заметила, что по ходу представления некоторые из них вставали и тихо уходили в тот самый коридорчик за занавесом, куда до этого удалился конферансье и откуда появились «конкистадоры», теперь демонстрировавшие на «сцене» чудеса человеческой ловкости и выносливости. Зрители выходили по одному и парами, большинство было явно «на взводе», и Вита решила, что где-то за занавесом есть место, где можно «спустить пар». Следовательно, если она тоже отправится за занавес, никто на это внимания не обратит и ее не остановит. А где-то там должна быть и «актерская», гримерная-уборная… она усмехнулась и, снова взглянув на «сцену», пробормотала: «К ранней мессе кабальеро шел однажды в божий храм — не затем, чтоб слушать мессу, — чтоб увидеть нежных дам». Она уже поняла, что для того, чтобы чувствовать себе в этом месте более-менее нормально, лучше всего что-нибудь говорить или напевать про себя и сосредоточиться на какой-то одной детали, и почти с детским любопытством просчитывала, выдержит ли сегодняшнее действо столообразное сооружение, зловеще поскрипывающее даже сквозь громкую музыку и отчаянно шатающееся в такт толчкам елозившего по нему тела одной из «индианок».
«Кампания» уже подходила к концу и выдохшиеся «конкистадоры» явно были готовы пустить процесс порабощения на самотек, когда неподвижно лежавший на коряге питон наконец решил, что с него хватит, сполз на пол и стремительно заскользил в сторону. Одна из «индианок» поспешно бросила растерявшихся партнеров, схватила удиравшую змею и с размаху шлепнула обратно на бревно, тут же брезгливо вытерев ладони о бедра. Вита оглянулась вокруг, но зрители реагировали спокойно и даже сочувственно — скорее всего, они давно привыкли к подобным нюансам и входили в положение актеров. Кто-то даже сказал «Вот гад!» На сегодня это было уже слишком, но, к счастью, занавес наконец-то задернулся, избавив Виту от вероятности задохнуться от сдерживаемого смеха. «Герпетологи хреновы!» — сказала она и уже собралась было встать, чтобы идти за занавес, но тут знакомый голос, прорвавшись сквозь аплодисменты, крикнул у нее над ухом:
— Ну и как?!
Недовольно сморщившись, Вита неопределенно пожала плечами.
— Ну, так… А где Стася?
— Скоро подойдет, — ответил Демьян, закуривая. — Иногда здесь занятней наблюдать за толпой, чем за представлениями. Интересно видеть, как народ пыжится, изо всех сил пытаясь вести себя культурно. Здесь же большая часть зрителей — волгари, простой народ, рыбники… бабок под себя нагребли, теперь пытаются сойти за светское общество, за эстетов… а это ой как тяжко. Вот когда им совсем невмоготу становится, тогда уж или в комнаты вон туда, за занавес, или в «зоопарк» — там все можно: хочешь — смотри, хочешь — ори, что вздумается, хочешь — трахай, кто согласен где приткнешь… в общем, все по простому, без парада. И ведь многим из них гораздо веселей в «зоопарке», а все равно сидят в «театре» — упрямые!
— А менты знают о «Бриллианте»? — спросила Вита, нервно поглядывая на задернутый занавес, за которым снова что-то двигали, готовя «сцену» к следующему действу. Демьян фыркнул.
— Насколько мне известно, все, кому нужно, знают. «Бриллиант» и в городскую казну деньги приносит, так-то вот. Он таким людям полезен — у-у-у!..
— Тогда зачем вся эта конспирация?
— Ну, — Демьян почесал затылок, — как бы это… Ты вот маленькая была — не смотрела такой хороший советско-норвежский фильм «И на камнях растут деревья»? Год восемьдесят пятый, кажется…
— По-моему, смотрела.
— Ну так вот. Главному герою там говорят: «Сигурд — он же берсерк, его стрела не берет». Герой интересуется — зачем же, мол, Сигурд кольчугу носит? А ему отвечают: «На всякий случай».
— Ясно, — Вита наклонилась к Демьяну почти вплотную. — Скажи мне, а где здесь туалет?
— А вон там же, за занавесом. По коридору прямо и направо — не ошибешься. Только поторопись — скоро следующий акт.
Вита кивнула и неторопливо пошла между столиков к занавесу, помахивая сумкой и сохраняя на лице безмятежное выражение. Пару раз ее окликнули какие-то компании, предлагая присесть к ним, но она не ответила. Скользнув за занавес, она сразу же наткнулась на какого-то толстого коротышку в маске, он сидел у стены, раскинув ноги и, мотая головой, говорил:
— Она же не понимает. Я же методично… и монотонно… как крыса в молотилке… а она не понимает, потому что она су-у-ука, и ее мамаша…
— Яков Сергеич, давайте поедем, — упрашивал стоящий рядом парень.
Вита осторожно перешагнула через раскинутые ноги и торопливо пошла вперед, туда, где коридор раздваивался. Дойдя до развилки она повернула, но не направо, как сказал Демьян и где виднелось несколько дверей, а налево, где почти сразу же коридор обрывался дверью. Перед дверью стоял охранник и курил. На Виту он посмотрел вопросительно.
— Скажите, у кого я могу взять маникюрный набор? — спросила она аристократическим, хозяйским голосом, мельком взглянув на охранника и тут же принявшись рассеянно обмахивать взглядом стены и потолок. Охранник слегка растерялся.
— Чего?
— Маникюрный набор, — терпеливо повторила Вита и начала медленно водить указательным пальцем под нижней губой, слегка выпятив ее. — Знаете, ножнички, пилочки, всякие штучки для ногтей? У меня треснул ноготь, и мне нужно немедленно его поправить. Мне только сегодня сделали эксклюзивную роспись. Вы знаете, сколько это стоит?! Если я его не поправлю, он сломается, и придется все делать заново, потому что без одного ногтя остальные никуда не годятся! Вот, смотрите!