— Вовка, прекрати! — наконец не выдержала Вита. — Ну невозможно же, на нервы действует! Такое а капелла только в твоем любимом заведении исполнять, ей-Богу! Только тамошние слушатели такое выдержат — им уже все равно! Хочешь петь — иди через дорогу, в «Италию», заплати за караоке и пой, сколько душе угодно!
— Что такое, уже и попеть нельзя человеку! — возмутился Санитар, останавливаясь. Николай Иванович поднял голову и поправил очки.
— Какое ж это пение, Володя?! Со стороны послушаешь, так кажется — с кем-то плохо. Дрожь берет!
— Дрожь… Это фигня! Вот помню, к нам как-то мужика привезли. Его жена застукала с любовницей. Ну, любовница удрать успела, а мужик во время семейного разговора натурально получил по жбану мясорубкой. И пока он в отключке валялся, супружница взяла его же плоскогубцы и…
— Рябинин, я тебя сейчас сама убью! — взвизгнула Аня — из всех она была наиболее чувствительна к рассказам Санитара. Вова пожал плечами и несколько минут бродил молча, прислушиваясь к новостям которые передавала местная радиостанция, но когда новости сменились «Лепреконцами», он снова затосковал и запел — на этот раз не вполголоса, а в полную силу:
— Дойчен зольдатен унд официрен…
Его прервал сильный удар ладонью по дверному косяку, и Евгений, неслышно вошедший в зал, холодно сказал:
— Ди ноте цвай! Рябинин, душа моя, если еще хоть раз исполнишь здесь фашистский гимн, получишь в дыню, понял?
— И то верно, Вовк, лучше уж про трупы расскажи, — кисло заметил Мэдмэкс, встал и направился в угол делать себе кофе. Санитар слегка оживился.
— А вам про какую стадию разложения?
— Дурак! — зло сказала Вита и швырнула бумаги на стол. Обычно она спокойно относилась к черному юмору Санитара, но сегодня он ее более чем раздражал. — Неужели тебе больше поговорить не о чем?! Чего ты так смакуешь эти свои истории, просто с некромантским экстазом?! Если тебя мертвецы больше живых интересуют, так возвращайся в морг — там и рассказывай свои сказки. Там тебя выслушают очень внимательно.
— Да ты чо, я ж шучу! — удивленно воскликнул Вова. — Чего ты заводишься?! Между прочим, говорить на эту тему очень полезно. К смерти надо относится проще, веселее — это такая же часть жизни, как, например, пищеварение.
— Между прочим, он прав, — заметил Артефакт, отрываясь от схем. — К смерти надо относится смелее, потому что она не только неизбежна, но и в чем-то важна и мудра. А то сделали из смерти что-то неприкосновенное и невозможное, окружили жутко-святым ореолом, и считают чем-то очень сложным, в то время как умереть гораздо проще и легче, чем жить. И гораздо мудрее, кстати. Потому что жить мы не умеем совершенно. Всем нам нужно умереть, чтобы понять, как нужно жить, я всегда это говорил. А вообще во всех этих разговорах нет никакого смысла и никто из вас не прав!
Высказав эту теорию, малопонятную для окружающих, которые, в большинстве своем, были людьми жизнелюбивыми, Артефакт загладил свои длинные волосы за уши и вернулся к разговору с Николаем Ивановичем. Валентина сердито крикнула из-за компьютера:
— Прекратите такие разговоры — дурное притянете!
— Да ладно вам! — примирительно сказал Санитар. — Что вы в самом деле?! К черному юмору надо относится конструктивно.
— Тебе же сказали — прекрати! — произнесла Вита — произнесла очень тихо, но Санитар услышал и уловил в ее голосе новые незнакомые нотки — нечто особенное и большее, чем простое раздражение или будничная злость, а уловив, посмотрел на темные косички и склоненную над документами голову очень внимательно.
— Графиня, только ради вас, — сказал он и повернулся к Евгению, который разворачивал пластинку клубничной жвачки, рассеянно глядя в окно. — Что, босс, какие-то неприятности али приболевши? Паршиво выглядите.
— Спасибо на добром слове! — буркнул Одинцов и сердито глянул на Ивана, который стоически продолжал работать, атонально клацая зубами. — Султан, пошел вон!
— Еще минуточку! — прохрипела гора песцового меха и содрогнулась в жесточайшем, душераздирающем чихе. — Я уже почти закончил.
— Я сказал: пошел вон! Или уволю! Сам черт те на что похож, людей нервируешь, техника от соплей уже ржаветь начинает! Еще скончаешься от воспаления легких, а нам потом всей конторой твой гарем содержать! Давай, давай, пошел! Анна, снимай с него свои бизоньи шкуры!
— Вы деспот, Евгений Саныч! — укоризненно и простуженно сказал Султан и начал с помощью Ани выбираться из-под песцовой шубы. — Каждый, между прочим, имеет право на труд.
— Я бы сказал тебе, на что ты право имеешь, да здесь женщины, — заметил Евгений. — Катись! И пока не выздоровеешь — не появляйся! Позвони своим девушкам — они тебя живенько вылечат.
— Да видеть их сегодня не могу! — Иван застегнул куртку, издал нечто среднее между кашлем и чиханием и вытер слезящиеся глаза. — Лучше ахну коньячку и лягу спать. До свидания, Евгений Саныч. До свидания, люди.
— За разграничение спасибо, — сказал Одинцов, садясь в кресло рядом с Витой. Султан хотел было ответить, но снова чихнул, махнул рукой и исчез за дверью. Валентина покачала головой и серебристо пропела:
— Бедный Ванечка, совсем разболелся. Невообразимо, вчера ведь ничего не было. А теперь и расстроили вы его. Нельзя же с ним так резко, у него натура тонкая — вы же знаете.
— Хорошая погода, — глухо сказал Евгений официальным голосом. — Лужи, грязь, с неба какая-то дрянь сыпется, все раскисло до омерзения. Очень приятно в такую погоду кого-нибудь уволить.
Валентина посерьезнела и вернулась к своим таблицам, неодобрительно покачивая кудрявой головой. Евгений заглянул в бумаги, которые изучала Вита, хмыкнул, отвернулся и осведомился:
— А где Котошихин? Где эта сука курляндская?!
— Да третий день его нет, дома занято. Может, свалил наконец, слава тебе Господи?! — Пашков отхлебнул кофе и тактично напомнил: — Ты уже спрашивал.
Вита уронила бумаги, наклонилась, сгребла их в кучу и с совершеннейшим раздражением шлепнула все это на стол.
— Нет, с меня хватит! Я сегодня не могу здесь вот так сидеть все время! Пойду схожу на базар, куплю чего-нибудь пожевать, — поймав испытывающий и недовольный взгляд Одинцова, она прищурилась и отбросила тугие косички на спину. — Только туда и обратно. Ненадолго. Мне, кстати, еще за мобильник нужно заплатить. Что еще ты хочешь услышать?!
— Ничего, — отозвался Евгений и пересел на место Султана, — мне совершенно не интересно, куда ты идешь.
Он защелкал кнопкой «мыши», а остальные пандорийцы беззвучно просигнализировали друг другу вопросительно-удивленными взглядами, убедились, что никто из них ничего не знает, и снова занялись своими делами, исподтишка наблюдая за рассорившейся парой. Вита надела пальто, подошла к висевшему на стене зеркалу, отодвинула Максима, который, склонившись к блестящей поверхности, внимательно изучал в зеркало свои зубы, и начала надевать берет.
— Кому-нибудь чего-нибудь захватить?
— В это время года, — задумчиво сказал Максим, — омары под пару бокалов шабли и кофеек с коньячком Масьейра особенно хороши.
— И мне, Витек, тоже пива принеси, если не сложно, — попросил Артефакт с нотками снисходительного презрения в адрес Максима. Вита кивнула, повернулась и стремительно вышла. Нежно звякнули латунные дельфинчики и колокольчики, подвешенные над дверью, и тут же, не успев откачаться и отзвучать, звякнули снова, когда следом за Витой вышел Одинцов и остановился на мокрой ступеньке, неодобрительно глядя на низкое неряшливое небо.