Светловолосый Сема откашлялся и сплюнул в окно, потом полез в бардачок, вытащил какую-то грязную тряпку и осторожно прижал ее к носу, из которого продолжала хлестать кровь.
— А чо… я подумал — один хрен нам эту соску забирать, так чо за ней таскаться, когда вот она, — прохрипел он и снова сплюнул. — И место нормальное… если б не эти два козла!.. А вы чего стояли — я ж вам махал?!
— А-а, ты, значит, подумал, — иронически произнес водитель, и на его широком лице появилась легкая усмешка. — Слыхал, Кабан, Сема у нас думать умеет!
С пассажирского сидения донесся смачный смешок в знак того, что сидевший там здоровенный низколобый парень оценил шутку водителя.
Сема взглянул на него с плохо сдерживаемой яростью.
— Я вообще не понимаю, на кой нам сдалась эта девка! Мало того, что заслали хер знает куда, так еще баб каких-то отслеживать — своих что ли дома мало?! Ну, перебор, ну ладно… Е, ты же мне клюв сломал!
— Пока да, — спокойно ответил водитель, и что-то в его голосе заставило Сему поежиться. — А вот если мы теперь упустим девку, более того, если ты ей что-то повредил — рассказывать о своем клюве, Сема, будешь парням с рогами и сковородками, понял?!
— Чего? — переспросил светловолосый, побледнев под слоем подсыхающей крови. Но водитель промолчал, спокойно глядя на дорогу и постукивая по рулю причудливым массивным перстнем на указательном пальце. Он не любил что-либо повторять дважды.
Принеся очередную порцию кофе и бутерброд с ветчиной, официантка наклонилась и тихо сообщила Наташе, что туалет освободился. Несмотря на то, что «Идальго» был довольно большим заведением, туалет он имел одноместный, и к тому времени, когда она решила позвонить, в нем кто-то накрепко засел, и Наташа ждала уже довольно давно. Поблагодарив девушку и взяв у нее ключ, Наташа прихватила свою сумку и встала из-за столика.
Она тщательно заперла за собой дверь, так что все старания Киркорова в динамиках идальговского музыкального центра превратились в невнятное бормотание, достала из сумки записную книжку, быстро пролистала ее, потом достала телефон и, не раздумывая, набрала первый номер — Лешко. Прослушав пятнадцать длинных гудков, Наташа отменила вызов и набрала номер Измайловых. Занято. Она закусила губу и прислонилась к блестящей кафельной стене. В конце концов, в этом нет ничего страшного. Нина Федоровна сейчас должна быть на работе, а Костя может и поехать куда-нибудь или сидеть во дворе и не слышать звонка, что же касается Измайловых — что ж, Ольга — любитель поболтать по телефону. А может и в связи все дело. Наташа снова заглянула в книжку и перевернула страницу.
Светлана Матейко.
Картина Сметанчика в Красноярске. Наташин палец быстро пробежал по кнопкам. Света сняла трубку только после шестого гудка. Ее голос был бодрым и веселым, но когда Наташа заговорила, в нем появился знакомый благоговейный страх.
— У тебя все в порядке?
— Да, — удивленно ответила Сметанчик.
— Ты себя хорошо чувствуешь?
Не хочется ли тебе кого-нибудь убить?
— Да нормально, а что…
— Ты одна в квартире?
— Нет, с парнем, — теперь в голосе появилось подобие радости от того, что ее не забыли и вроде как не держат на нее зла за что-либо.
— А он… — Наташа запнулась, понимая, что вопрос получается дурацкий, — он как… нормально себя ведет?
— Более чем. А что слу…
— Ну ладно, пока, — Наташа нажала на кнопку и облегченно вздохнула, потом отыскала следующий номер. Максим Андреевич Калугин. Старая натура, картина в Красноярске. Она повторила ту же процедуру. Жена Калугина ответила, что Максим на работе и чувствует себя прекрасно — лучше некуда.
Виктория Петровна Гончар.
— Мама спит. А что случилось? Нет, она совсем не больна, нормально себя ведет. А что такое…
Дмитрий Антонович Шабуров.
— Да, здравствуйте. Конечно я вас помню. Еще раз огромное вам спасибо, словно заново родился. Нет, я перекусить заскочил, уже ухожу на работу. Чувствую?.. хм-м… прекрасно я себя чувствую.
Аристарх Сергеевич Кужавский. Ну, насколько она помнит, этому звонить домой сейчас бессмысленно — хорошо, что старалась брать и рабочие телефоны.
— Кужавский? А он на выезде. Передать что-нибудь? Конечно, я его сегодня видела. Нормально выглядел, вполне. А что — что-то случилось?
Илья Павлович Шестаков.
— Илью Павловича? Девушка, простите, а вы кто? — хмуро спросил Наташу мужской голос, очень похожий на голос Шестакова, но все-таки не его. На секунду она подумала — а не отключиться ли, но потом все же сказала игривым тоном:
— Это Марина. А что — его нет? Понимаете, он у меня забыл…
— Очевидно, голову! — резко перебил ее мужчина, потом сказал — уже мягче: — Милая девушка, вы, очевидно, не в курсе… Дело в том, что Илья неделю назад попал в аварию и… в общем, он погиб.
— Как в аварию?.. — растерянно шепнула Наташа. Она ждала подобной новости, но пять предыдущих звонков ее немного успокоили, и известие о смерти Шестакова оглушило ее настолько, что она чуть не уронила телефон. — Как?
— Ну, как в аварию попадают?! Въехал за городом в бензовоз — уж не знаю, как он умудрился, — не от вас ли ехал?
— Вы кто?
— Брат. Так что он у вас забыл? Алле! Вы слушаете?! Алле!
Наташа отключилась и несколько минут стояла, бессильно привалившись к стене. Дверь в туалет дернулась, потом в нее настойчиво постучали.
— Занято, — едва слышно сказала она и закрыла глаза. Картина Шестакова, как и картина Борьки, была в Красноярске. А может совпадение? Может, просто несчастный случай?
Вы сомневаетесь в нас? Скажите, нам нужно разобраться.
… въехал в бензовоз… уж не знаю, как он умудрился…
Вот и еще одним подозреваемым меньше.
Наташа, шмыгая носом, открыла воду, плеснула немного себе в лицо — холод напомнил, зачем она здесь. Закусив губу, она снова зашелестела страницами.
Наталья Игоревна Конторович.
— А она еще на лекциях. Вы студентка? Она здесь раньше восьми вечера не появляется, так что перезвоните. Можете оставить ей записку — вы ее дипломница или просто… Нет, вам дали неправильную информацию — она прекрасно себя чувствует.
Валерий Степанович Смуглый.
— Да, я слушаю. Какой-какой опрос? Профилактика?! Ну вы даете! Нет, я себя прекрасно чувствую. Девушка, откуда мне знаком ваш голос? Мы с вами раньше не беседовали?
Алексей Алексеевич Тарасенко.
— Леша в больнице. Нет, ничего страшного, ему просто аппендицит вырезали. Представляете, в таком возрасте и аппендицит! Все равно, что ветрянкой заболеть! Что? Нет, нет, ничего не возвращалось, он ведет себя как… Мы же, Наташа, венчаемся через три недели — вы знаете?
Олег Николаевич Долгушин.
— А кто его спрашивает? — снова тяжелый вопрос — на этот раз усталым женским голосом, и сердце Наташи больно стукнуло в тягостном предчувствии.
— Знакомая.
— Ах, знакомая, — протянули в трубке с некоторой иронией. — Ну… да какая теперь, в принципе, разница! Олега нет, он утонул. Позавчера похоронили.
— Утонул?! Как, где?!!
— Ну, у нас обычно в море тонут. Вот и он там же.
— В декабре?!!
— А чего вы удивляетесь? Захотелось искупаться человеку… вот и искупался. У вас все? А то мне уходить надо.
Наташа опустила руку с телефоном, дрожа всем телом. Вот это уж точно не могло быть совпадением, никак не могло. Иначе с чего вдруг Долгушину понадобилось лезть в море в декабре?.. выпил разве…
… как-то он обронил, что с недавних пор начал жутко бояться моря…
Если б только Олег — это можно было назвать несчастным, даже, если хотите, роковым совпадением. Или если бы только Илья Петрович. Даже если бы только Ковальчуки — может Борька (Людмила Тимофеевна?!) и вправду вдруг сошел с ума — почему это человек не может вдруг сойти с ума?..
Но их трое! Их-то трое! Совпадения… Как когда-то говорила Надя? Совпадения — дети закономерности?
«Еще одним подозреваемым меньше», — тупо подумала она.
В дверь снова постучали, и капризный голосок спросил:
— Слушайте, вы там скоро? Сколько можно?!
— Сколько нужно! — выкрикнула Наташа вне себя и ударила по двери ладонью, так что дверь дрогнула, ударила еще раз и еще. — Мне плохо, ясно?!! Пошли все вон!
За дверью послышались торопливые испуганные шаги. Тяжело дыша, Наташа отвернулась и посмотрела на себя в зеркало, на свое лицо, искаженное страхом и болью. В принципе, она не соврала — ей действительно было плохо: сбитая при падении об асфальт рука саднила, но это было ни-что по сравнению с острой болью в спине, куда ударил ее светловолосый, усиливавшейся многократно, стоило Наташе хоть чуть-чуть повернуться. Но, так или иначе, нужно было звонить дальше — нужно было обзвонить всех.