— Только бы он был последним, — прошептала Наташа своему отражению. — Пожалуйста, пусть он будет последним.
Владислав Яковлевич Дробышев.
— Нет, его нельзя, он на совещании. Что-нибудь передать? Извините, девушка, но подобные вопросы вам лучше задавать ему лично. Не знаю, во всяком случае, с утра он нормально выглядел.
Георгий Филиппович Тафтай.
— Он уже ушел. Позвоните домой. Нет? Ну, значит скоро будет. Здесь он сегодня уже не появится. Нет, ничего странного я в нем не заметил — пошел себе тихонько, в руке топорик окровавленный… Ну, да, да, понимаю, неудачная шутка. Девушка, а зачем вам Жора — пообщайтесь лучше со мной…
Антон Антонович Журбенко.
— Нет, девушка, Антона никак нельзя, видите ли, он уже дней десять как в больнице.
— А что случилось? — едва слышно спросила Наташа. — Мне сказали насчет работы…
— Какая работа, о чем вы?!! Звоните где-то через месяц.
— А что с ним? Понимаете, мне очень надо уз…
— Да взорвали его вместе с тачкой прямо перед офисом. Еще повезло, что живой остался. И вообще, дама, я бы вам не советовал…
Набирая следующий номер, Наташа облегченно вздохнула — случай с Журбенко вряд ли имел к ней какое-то отношение.
Элина Максимовна Нарышкина-Киреева.
— Да, я слушаю… Ритка, ты что ли? Что тебя так плохо слышно?! Ты что, простудилась?! Я тебе звоню с самого утра! Я?! Нет, я-то нормально, если не считать, что Юрка вчера собрал манатки и уперся к этой своей очередной сучке! Ой, да что ты-то расстраиваешься — в первый раз что ли?! Ну, поживет недельку у нее — все равно ж вернется! Давай, заезжай за мной — поедем в «Бриллиант» пораньше!..
Оксана Андреевна Владимирова.
— Ой, вы не могли бы перезвонить минут через двадцать — она в ванной. Или, может, она вам перезвонит? Наташа, это ведь вы, верно? Крымская целительница. Я вас узнал. С проверкой, да? Так вот докладываю — все в ажуре. Можете не беспокоиться… и звоните, все-таки, пореже. Вы свою работу сделали, мы вам заплатили… конечно, такая заботливость приятна и трогательна, но… вы же понимаете…
Катерина Михайловна Огарова.
— А вы Кате кто будете? Кто? Двоюродная сестра Игоря Александровича? Как же… вам никто не сообщил?
— О чем? — спросила Наташа, чувствуя, как к горлу снова поднимается удушливая волна холода. — Что-то с Игорем?
— Понимаете… ну, наверное, лучше мне вам сказать. Катя, она… на нее что-то нашло… господи, даже не знаю, как сказать. В общем, она выбросилась из окна… вернее, попыталась выброситься, только ваш брат успел ее поймать. Он старался ее втащить обратно… но, понимаете, окно… у нас такой дом… короче, они оба сорвались… и… ну, вы понимаете, все-таки девятый этаж. Примите мои соболезнования.
— А вы кто?
— А я ихняя соседка — меня родители Игоря попросили несколько дней за квартирой приглядеть. Будете им звонить, так передайте, что здесь все в порядке…
Отключившись, Наташа беззвучно заплакала, мотая головой. Катерина Огарова, нарциссическая женщина из «Ласточкиного гнезда», одноклассница Валерия Ковальчука, была последней из списка ее клиентов. И четвертой из тех, кого уже нет. Вернее, пятой, если считать Людмилу Тимофеевну. И седьмой, если считать всех погибших. Вот так. Вот так.
Она еще раз попыталась дозвониться до поселка, но из этого ничего не вышло. Тогда, умывшись и спрятав телефон и записную книжку, Наташа вышла из туалета, столкнувшись в коридоре с двумя молоденькими девчонками, которые смерили ее уничижительными взглядами и что-то пробормотали вслед. Сев за столик, она отодвинула чашку с давно остывшим кофе и облокотилась на стол. Мимо прошла одна из официанток, Наташа окликнула ее и попросила большую порцию глинтвейна.
Теперь, из «жрецов» остались только пятеро: Сметанчик, Измайловы, Нина Федоровна и Тарасенко. При этом натур среди них трое плюс Костя, значит, опасность угрожает троим, если предположить, что вор все-таки кто-то из них. Костя отпадает. Значит, либо Григорий, либо Тарасенко, либо Сметанчик. Кандидатуры, прямо сказать, самые неподходящие. А Ольга и Нина Федоровна? Еще лучше! Кто же, кто же из них? И из них ли? И откуда взялись светловолосый, и желтая «волга», и все остальные? Кто их послал? Или существует кто-то еще, к ее клиентам не имеющий никакого отношения и дознавшийся обо всем самостоятельно? Наташа понимала, что не в силах пока ответить на эти вопросы и понимала, что, к сожалению, Костя оказался прав — дело закрутилось серьезно. Только в одном он ошибся — никто ее не боится. И никто не собирается ждать от нее добровольной работы — разве можно назвать крепкий удар по почке милым безобидным предложением? Но, так или иначе… кто из них?
…некоторые люди умеют так хорошо рядиться в чужую шкуру…
В любом случае ей нужно срочно поговорить с оставшимися в поселке, в особенности с Костей. Может, теперь ей удастся что-то выяснить, возможно, Костя сможет помочь — ведь прошло время, все немного успокоились. Кроме того, она должна убедиться, что с ними все в порядке. Если бы только Слава был здесь, он бы что-нибудь посоветовал. Хотя… может и к лучшему, что его нет — чем дальше он от нее, тем в большей безопасности находится. Только вот как попасть в поселок — ведь если она выйдет отсюда, ее тут же изловят. Удивительно, что они до сих пор не набрались наглости и просто не вошли в «Идальго» и не уволокли ее — подумаешь, большое дело! Но раз так, то сидеть в этом довольно людном баре пока безопасно. Но, во-первых, не сидеть же ей здесь до закрытия, пока «Идальго» не опустеет, а, во-вторых, ей срочно нужно уехать. Так что же делать?
В том, что снаружи ее поджидают, Наташа уже не сомневалась. Она просидела в «Идальго» уже около трех часов, боясь выйти, и внимательно рассматривала машины перед баром в большое панорамное окно. Желтой «волги» среди них не было, машины довольно часто менялись, и ни одна из них не задерживалась настолько, чтобы Наташа забеспокоилась, но вскоре она заметила, что одна из них, красная «шестерка» с затемненными стеклами, до того стоявшая у бордюра противоположной стороны дороги и уехавшая минут пятьдесят назад, вернулась и теперь остановилась у соседствующего с «Идальго» магазина бытовой техники. Наташа бы ни за что в жизни ее не узнала, если бы, когда машина разворачивалась, ей в глаза не бросился ее номер — 19–75 — год ее рождения, и, увидев этот номер во второй раз, она насторожилась. «Шестерка» встала на место только что отъехавшего темно-синего «форда» и из нее никто не вышел. Равно как и никто не садился в нее, когда она уезжала раньше. С еще большей тревогой она тщательно рассмотрела все остальные машины, попавшие в поле ее видимости и записала на салфетке номера, которые удалось разглядеть, потом осмотрела сидевших в зале, в особенности приглядываясь к одиноким молодым мужчинам и мужским компаниям. Таких в «Идальго» на данный момент было немало, и в каждом ей чудился враг. Постаравшись запомнить лицо каждого, она, оставив сумку, встала, подошла к стойке и спросила бармена, есть ли здесь черный ход. Бармен удивленно взглянул на нее и махнул рукой вправо, где был дверной проем, загороженный шуршащей занавеской из множества длинных плетеных полосок. Поблагодарив, Наташа прошла сквозь занавеску, огляделась, повернула направо, столкнувшись с официанткой, дошла до узкой двери и осторожно приоткрыла ее буквально на палец. Черный ход «Идальго» выходил на большую заасфальтированную площадку, в одном углу которой стояло несколько мусорных контейнеров, а вдоль дальней длинной стороны росла кустарниковая шелковица. Даже лишившись листьев, кусты казались довольно густыми, но сквозь них отчетливо просвечивал стоящий вплотную к ним темно-синий «форд», очень похожий на только что уехавший с другой стороны. Пока она рассматривала «форд» в щелку, стекло на одном из окон поползло вниз, и сквозь прореху в сплетенных ветвях Наташа увидела, как из окна выглянуло уже знакомое лицо светловолосого. Он выбросил сигарету, сплюнул, высморкался и снова исчез. Она, не дыша, притворила дверь и вернулась к своему столику.