— Я не знаю, но мне кажется, что это так. Это было как какое-то наваждение, понимаешь?! Но теперь этого нет, и даже если они найдут меня, то никогда не заставят…
— Не заставят? — Вита усмехнулась. — Еще как заставят! Поставят перед тобой твоего Славу и будут отрезать от него по кусочку — все сделаешь! Господи, — она покачала головой, — как же мне тебя жаль!
Наташа плюхнулась в кресло и разрыдалась. Вита, помедлив, встала, пошатнувшись от легкого кружения в голове, потом подошла к Наташе, села рядом на краешек, обняла ее и притянула к себе.
— Ну-ну, — сказала она слегка растерянно, пытаясь вспомнить, приходилось ли ей когда-то кого-то утешать и если да, то как это делается. — Перестань, а то сейчас тут будет море, и будем мы с тобой, как две Алисы…
— Теперь ты откажешься, — прорыдала Наташа.
— Почему? Ты мои условия выполнила, зачем мне отказываться? Тем более, если я откажусь, ты полезешь всюду сама, попадешься, и тогда… — Вита зябко передернула плечами, — тогда мне даже страшно подумать, что может случиться. Теперь-то понятны мне и резня, и гонки эти — конечно, ради такого дара, как у тебя, стоит начать крупную игру. Но темно, очень темно, ничего не понятно. В общем, так — сейчас ты перестаешь реветь, мы сядем и я подумаю. Считай, что я на работе — жалованье должно идти мне с этой минуты. Понятно?
— Да, — Наташа, всхлипывая, начала вытирать слезы. — Ты-то как себя чувствуешь?
— А как я могу себя чувствовать? — раздраженно спросила Вита и встала. — Хреново я себя чувствую, мягко говоря. Мое мировоззрение стоит на голове и его здорово тошнит! Ты действительно видишь, из чего… я состою?
— Да.
— Господи, представляю себе зрелище! А когда я порвала эту картину… я его выпустила, да? И теперь он… — Вита замахала руками, словно пыталась взлететь. — Нет, все, все, хватит, не все сразу, иначе я вообще перестану соображать.
— Может, тебе воды принести?
— Воды… Лучше водки… литра два. Куда, сиди, я пошутила! — она схватила за руку Наташу, которая вскочила, явно собираясь исполнить просьбу. — Сейчас бы кофе. Хорошего кррепкого кофе!
— У меня есть немного, пойдем.
Спустя полчаса они сидели на кухне и пили кофе. Вита трясущимися пальцами переписала в свою записную книжку данные обо всех Наташиных клиентах, туда же занесла оба ее телефона, а также номера, с которых ей звонили Схимник и Николай Сергеевич. К ее удивлению, Наташа вовсе не расстроилась из-за порванной картины.
— Я бы скоро сделала это сама. Скорее всего, они поймут, что случилось с их человеком, и теперь будут искать меня в Киеве, а про Крым забудут, так что мои будут в безопасности.
— Забыть-то может и забудут, только теперь они будут более осторожными, и подобраться к твоим клиентам будет не так-то просто, — хмуро заметила Вита, раскуривая сигарету. Сигарета прыгала в ее руке, словно живая. — Ты говорила про письмо, которое нашла в доме Измайловых. Письмо для местной Светки. Оно у тебя с собой?
— Да. Но… не знаю… я пыталась его прочесть и ничего не поняла. Какой-то бред.
— Бред — понятие абстрактное, — глубокомысленно пробормотала Вита, — а, следовательно, растяжимое, его можно прилепить на что угодно, в основном на то, что непонятно лично тебе. А в нем, возможно, огромный смысл. Давай письмо.
Наташа, пожав плечами, принесла ей письмо. Вита покрутила конверт, внимательно его разглядывая.
— Эм-Эс Василевич, — пробормотала она. — Тверь. Как интересно — пришло письмо, значит, из Твери, а где же штамп?
— Какой штамп?
— Обычный, почтовый. На все конверты, прошедшие через почту, ставят штампы. Посмотри, — Вита покрутила конверт перед лицом Наташи, — ни с одной стороны, ни с другой. А что это значит?
— Что?
— Значит, получили его не по почте, а так привезли. А может, и не собирались отправлять.
— Не понимаю, — сказала Наташа.
— Я сама не понимаю. Это конверт из-под измайловского письма, да? — она подтянула к себе конверт, который Наташа принесла вместе с письмом. — Ну, на нем тоже нет штампа. Ты не заметила?
— Нет. Я только на фамилии смотрела. Видишь, один почерк. А письмо написано совсем другим.
— Фамилии… — Вита провела пальцем по засохшему коричневому пятну на одном из конвертов, потом посмотрела на другой, где было такое же пятно, но со стороны клапана. Поскребла ногтем. Пятна очень походили на засохший шоколад.
Кто-то очень любит шоколад… конфеты… таскает их в кармане и туда же сунул письма… Сидел в тепле, шоколад потек, письма склеились. Может, он их так и доставил, склеенными, не заметил, что там два письма, а не одно? Тогда, наверное, Светка не при чем? А фамилии отправителей… наверное, отправитель-то совсем другой…
Ну и что?
Она вытащила письмо и развернула его. Большой лист хорошей бумаги, исписанный с одной стороны необыкновенно красивым и ровным крупным почерком — Наташа была права, назвав его изысканным. Машинально Вита подумала, что вот, наверное, Эн-Вэ был бы в восторге, если бы она писала свои отчеты таким почерком — ну просто чернильное кружево. Она прочитала письмо, нахмурилась и начала читать заново, но, дойдя до середины, остановилась в недоумении. Письмо протекало через мозг, как мелкий песок через крупноячеистое сито, не оставляя после себя ничего. В нем не просто не было смысла. В нем даже не было бессмысленности — вообще ничего не было, словно Вита смотрела на чистый лист бумаги — странно знакомое ощущение.
Но лист не был пустым — существительные, прилагательные, глаголы, наречия, союзы, предлоги, знаки препинания — все это было небрежно высыпано на лист, вплетено в чуть шероховатую поверхность изящным почерком. Она сразу же машинально просчитала общую структуру — одно единственное предложение на весь лист, с причастными и деепричастными оборотами, сложное, с множеством частей, с различными типами соединения… Странные синтаксические связи, порой неправильное употребление падежей, втиснутые в одно словосочетание слова, друг с другом совершенно не сочетающиеся — ни лексически, ни конструктивно… и все какое-то смятое, неправильное, будто часть слов просто высыпалась и пропала, а то, что осталось, потекло …как растаявший шоколад в чьем-то кармане… потеряв всякий смысл. Да какое там предложение — одна видимость — набор слов! Прочтешь одно, посмотришь на следующее, а предыдущее тут же и позабудется, даже если это несчастный предлог — как удачно расположены слова. Вита разозлилась и изумилась — за все время учебы она никогда не злилась на великий и могучий, даже когда мучилась над дипломом. Она ткнула пальцем в бумагу и повела строчку, бормоча:
— Ребро пушистая… звезд поет… через последнюю долину… в тебя, шахты, низвергающиеся… Черт, что за чушь?! — Вита ладонью припечатала письмо к столу. — Ничего не понимаю!
— Я же тебе сказала, — заметила Наташа слегка укоризненно. — Это, наверное, и не письмо вовсе. Может, как предупреждение или знак…или может в нем что-то было…
— Яд что ли?! — Вита презрительно фыркнула. — А сейчас он куда делся? Да брось ты эти изощренности — наши так не убивают! Нет, возможно в письме действительно что-то было… в самом письме, да… но что?..
— Какой-то сумасшедший написал и все!
— Думаешь? — Вита с сомнением снова взглянула на изящные аристократические буквы. — Пушистая звезда… ну вот, уже ничего не помню! Послушай, а твой этот Костя получал такое письмо?
Теперь Наташа посмотрела на нее очень внимательно.
— А ведь получал. Только, по-моему, не такое. Он сказал, что перед тем, как с ним это случилось… ну, ты понимаешь… вернулась его мать и принесла письмо, которое взяла из почтового ящика — он сам-то не достает до него. Письмо было от его приятеля из Екатеринбурга, он ему часто пишет. Костя начал его читать, а потом все и случилось.
— А где это письмо? — спросила Вита, снова внимательно разглядывая конверты.