– Отставить смех на плацу! – гаркнул прапорщик Сармаш.
– Скажи мне, Юращенко больной? – тихо спросил Артур Дымова.
– Любви не хватило, – так же тихо ответил тот. – Вот теперь и побирается…
Внезапно зашелестели, загудели выстроенные в две шеренги солдаты. Артур огляделся.
От КПП к зданию казармы шла Татьяна Попова. Проходя мимо, она мельком взглянула на строй. Увидев Артура, улыбнулась и тут же опустила лицо.
– Ух, я бы ей жиклёр прочистил! – сказал москвич Лозинский.
– Да, с такой ляхой по главной улице пройтись – бабы друг-дружке глаза повыцарапают, – вторил ему кто то из строя.
– Сиповка, бля! По походняку вижу, сиповка, нах! – определил Калёкин.
Артур скрипнул зубами, и желваки заходили на его скулах.
– Смирно! – крикнул Чуприна, подойдя. – Если солдат хочет увидеть что-либо вне угла, так сказать, его зрительной передачи, у него есть два выхода. Один – непосредственно обратиться к начальнику, то есть – представиться: рядовой Хупкин-Золупкин, и дальше товарищ гвардии ё-моё, разрешите обратиться, и так далее. Или же, другая возможность – стрелять глазами. Сейчас будем тренироваться. Показываю: делай раз, делай два…
Снова пошёл снег. Майор Оскома маршировал по плацу, нарезая круги по малому периметру. Временами его бросало из стороны в сторону. Дважды он упал. Пытался ползти, потом поднялся снова…
– Жаль мужика, – прошептал Артур. – Единственный человек из всей этой братии…
– Поэтому и спивается, – сказал Дымов. – Как волк среди псов. Перегрыз бы их всех, а вот не может. Так и погибает от тоски…
– Делай раз… Делай два…
– Жена небось пилит, – предположил Лозинский.
– Он, гаварят, из казино не вилезает, – возразил рядовой Чхиквишвили. – Азарт йиво губит, нэ жэнщина. Жэнщина нэ губит. Эх, женщина…
– Меня раз Попов к себе домой послал, Татьяне Васильевне помочь картошку чистить, – вмешался Юращенко. – Подхожу к дому, стучусь – никто не открывает. Я дверь толкнул, смотрю – открыто. Вошёл. Никого. Слышу – шум воды в ванной. Я сразу туда. Дверь, значит, приоткрыта, из щели пар, значит. Заглядываю… Мать честная! Она стоит под струями воды, как Самсон, и сосцы себе мылом натирает. А они у неё длиннющие – сантиметра четыре…
– Эй, биджо, – раздался голос Чхиквишвили. – Ти толька Самсона нэ трогай, да…
– Отставить смех на плацу…!
– Дурила ты, Юращенко, – зло сказал Артур. – Тебе за свиней год дизеля светит. Если тебя раньше Пуцек не пристрелит… А ты тут Петрушку из себя корчишь…
Снег падал плотными сухими хлопьями. За их стеной шагающий по плацу Оскома казался персонажем из фильма про войну. Этаким пленным немцем в великоватой шинели, шагающим по заснеженным русским равнинам навстречу своей незавидной судьбе.
– Зампотыл, оказывается, человек чувствительный, – сказал Дымов. – Как он сегодня рыдал из-за погибших животных…
– Ну да, – усмехнулся Артур. – Он поросят этих по три убитых енота за кило живого веса загнать намеревался.
– Откуда ты знаешь?
– Он с человеком договаривался, которому я Лёхино мясо загоняю… Загонял.
– Эй, воины, может, заткнётесь, – прикрикнул на них Сармаш. – Нас так до ужина не разведут…
– Тварищи слдаты! – майор Оскома попытался было разогнать снег перед своим лицом, но потерял стабильность и вздохнул. – Я посылаю вас… Я плл… Я вас посылаю… Я… Я…
– Ну, пошли уже нас всех на хер и отпусти с богом, – сказал рядовой Лозинский.
В строю засмеялись. Прапорщик Сармаш опустил лицо вниз. Капитан Чуприна недовольно обернулся.
– Товарищщи слдаты! Я посылаю вас… Я… Я, ёма, вас посылаю…
12– Осторожней, – сказал Дымов, подавая высунувшемуся из кузова Юращенко раздувшийся вещмешок.
– Тяжеленный, – сказал тот. – И чего это у вас вещей так много?
Артур не ответил. Бросил забирающемуся в кабину Сармашу:
– У поворота на «Краковку» остановишь.
Тот кивнул. Повернулся к водителю.
– Вода в последнее время часто закипает, – обронил тот, глядя перед собой. – Авторемонтный завод, бля, а сами на старье ездим. Сапожники без сапог…
Артур захлопнул дверь и, обежав машину, забрался в кузов. Ударил кулаком по деревянному ребру, и водитель завёл мотор.