Когда пришли скотники, Мэри Симонсон снова легла. Она не хотела, чтобы ее видели. Она лежала на сырых, медленно гниющих досках и плакала.
Потому что знала, что правда вовсе не правда. Никакой Бог не ответит на ее призывы. Да и как он смог бы это сделать?
Пропажа сотни проповедников отчасти сказалась на расстановке сил, но, даже если бы они были в строю, это не изменило бы ситуацию в городе. Жители нервничали и раздражались. Взрывы на газовой станции обернулись шоком для всех. Осознание того, что в городе больше нет электричества — даже в зажиточных кварталах, — было болезненным ударом. От дома к дому распространялись слухи о борьбе за власть между Мясным Бароном и «Велфэр».
Ходили и другие разговоры. О том, что пророк Джон с бандой своих сподвижников планирует уморить город голодом. Стада Избранных неумолимо сокращались. Друзья пророка Джона из числа рабочих завода уже начали уничтожать мясо. Говорили и о массовом забое скота, о снижении поголовья Избранных с целью еще выше поднять цены на мясо. Эбирну суждено было разделиться на богатых и голодных. Большинство горожан, случалось, недоедали — неделю-две в году, когда сокращались поставки мяса. Верно и то, что некоторые жили на грани голода, но чтобы такая угроза нависла над всем Эбирном, до этого прежде не доходило. Избранные существовали в огромных количествах — это было Господне пожертвование, чтобы люди могли жить. Если бы поголовье резко сократилось, город мог оказаться перед лицом голодной смерти.
До зерновых баронов тоже доходили слухи. У них были свои шпионы, и их рассказы были близки к истине. Зерновые бароны не могли допустить, чтобы начался массовый забой скота, иначе пришлось бы сокращать поставки зерна. Им не было дела до того, что происходило в Эбирне, пока город существовал. И именно люди зерновых баронов, более организованные, чем простые обыватели Эбирна, повели горожан колонной к поместью Магнуса. Их требования были просты: не сокращать поголовье Избранных. Не уничтожать пригодное мясо. Призвать к ответу пророка Джона.
То, что они пошли к Магнусу, а не к Великому епископу, красноречиво говорило о реальной расстановке сил.
Делегацию возглавили несколько сотен самых уважаемых и храбрых жителей. По пути следования по улицам Эбирна численность протестующих горожан возрастала. Люди выходили из домов и, когда узнавали о маршруте шествия, присоединялись. К тому времени, как колонна покинула центр Эбирна, в ее рядах были тысячи.
Обнаружив, что поместье пусто, не считая жалких останков Рори Магнуса, они принялись его крушить. Двое юношей подожгли шторы в гостиной, и в особняке начался пожар. Смельчаки выбежали из дома и смотрели, как полыхает пламя. Когда начали рушиться внутренние перекрытия, взметая огромные столпы искр и пламени, народ вдохновился еще больше.
Толпа вышла на дорогу и с песнями и криками двинулась в сторону от города. Зерновые бароны и их люди затерялись в массе горожан, которых они уже не могли контролировать. Процессия направилась к мясному заводу Магнуса.
Парфитт решил выкурить сигарету на улице. Атмосфера в доильном зале стала невыносимой, хуже, чем на скотобойне. Каждая корова, которую приводили на ручную дойку, отчаянно сопротивлялась, и ее не только стреноживали, но и били. Новый управляющий молочным цехом даже не пытался контролировать жестокость. Парфитта от этого тошнило.
Серость утра так и не развеялась, и, хотя стало светлее, облака низко нависали над головой, давили, душили все живое. Он отошел от молочного цеха, чтобы не слышать ударов и ругани своих товарищей по работе. Он подошел к забору, откуда просматривалась дорога и окрестная пустошь.
Если бы Парфитт пропустил этот момент, то не оказался бы одним из первых, кто увидел Шанти и пророка Джона с его крохотным отрядом. Они бежали по дороге, исполненные упрямой решимости, и быстро приближались к воротам. Парфитт успел подумать в этот миг только о том, что они идут сюда на верную смерть, команда самоубийц, чья гибель ровным счетом ничего не изменит. Его охватил приступ отчаяния. Он их боялся.
По двору уже вышагивал Торранс с толпой рабочих и десятками головорезов Магнуса в черных пальто. Тусклый серый свет отражался от их ножей, цепей и металлических крюков. Испугавшись, что его увидят, привлекут в отряд, Парфитт, держась возле забора, перебежал за угол молочного цеха, откуда мог наблюдать за происходящим, оставаясь незамеченным.