Магнус сунул руку в карман пиджака и достал изящный серебряный портсигар. Открыв его своими толстыми пальцами мясника, он извлек тонкую сигару, зажал ее в зубах и прикурил от свечи, горевшей на столе. Даже свеча была сделана из переработанного жира тех, от кого он в свое время избавился, кого съел, навеки прервав род. Аромат лакрицы и жженых листьев наполнил рот, и Магнус глубоко вдохнул его, прежде чем выпустил струю дыма в сторону Коллинза.
— Продолжай, сынок, — сказал он, — я намерен получить удовольствие от твоего рассказа.
— Знаете, мистер Магнус, мне все равно, будут меня помнить люди или нет. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы изменить жизнь в городе. И не нужно оставлять обо мне записи для потомства. Да и потребности не будет вспоминать меня как легенду…
— Неудачную легенду, — сказал Магнус, перебив его и погрозив пальцем-сосиской.
— Удачную или неудачную, неважно. То, что я сделал, имеет значение для сегодняшнего дня. А в будущем этот опыт уже не пригодится. Я не зря заговорил об истории, потому что это объясняет, с чего все началось для горожан. Книга даров — ложь. Ну, как насчет богохульства?
Магнус ухмыльнулся.
— Вот ты говоришь про судьбу. Если бы я первым тебя не поймал, это сделал бы «Велфэр». Не мог же ты, в самом деле, безнаказанно сеять смуту, надеясь дожить до следующего дня рождения.
— Я знаю. Но у каждого из нас своя роль в этой жизни. И я доволен своей.
«Как знаешь, — подумал Магнус. — Храбрись, пока есть возможность, сынок. С тебя быстро слетит спесь, когда я отрежу тебе все, что можно».
— Книга даров была написана людьми, — продолжил Коллинз. — А люди лгут. Люди хотят по-своему представить мир и Бога, поэтому они сочиняют небылицы и выдают их за слово Божье. Горожане охотно верят написанному слову. Я здесь для того, чтобы изменить это. Нужно убрать все эти книги и посмотреть, что останется. Для начала каждый должен в себе разобраться. Тогда мир будет развиваться так, как ему положено.
— Неужели? — с иронией произнес нисколько не впечатленный Магнус. — Ну и что с того, Коллинз? Какое мне дело до этих книг? Книга даров служит моим целям. Она делает мой бизнес необходимым для всех. В свою очередь я поддерживаю «Велфэр» — плачу им ежемесячные взносы, и весьма щедрые. Иногда помогаю им избавляться от мусора вроде тебя. И все счастливы. Всё работает.
— Да, но все неправильно. «Велфэр» порочен. То, что проповедники говорят людям, — ложь, и то, что вы делаете, — тоже. Мне иногда даже трудно поверить, насколько далеко мы ушли от простой правды и справедливости. Вы не можете убить свой собственный народ, мистер Магнус. И разумеется, не можете всю жизнь прожить за его счет.
Магнус поднял ладони в примирительном жесте.
— Коллинз, Коллинз… Успокойся, сынок. Нет понятия «собственный народ», как ты изволил выразиться. С точки зрения горожан и проповедников «Велфэр», быки и коровы — священные дети Господа и его подарок нам. Они дают нам пропитание, силу, чтобы мы могли исполнять волю Божью. Мы оба знаем, что все это чушь. Если хочешь знать мое мнение… для меня это просто животные. Они существуют исключительно для нашей выгоды.
Коллинз был бледен. Магнус впервые увидел его лицо таким серьезным. Так вот в чем суть, подумал он, вот где слабое место Коллинза.
— Только не говори мне, что ты никогда не ел великолепный бифштекс с кровью или колбасу на завтрак. А как насчет тоста с паштетом?
Коллинз опустил взгляд, не ответив.
— Ну же, Коллинз. Признайся, сынок. Расскажи своему дяде Магнусу всю правду.
Коллинз вскинул голову; из его глаз текли слезы.
— Когда я был ребенком, я все время ел мясо. Моя мать хотела, чтобы я рос сильным и здоровым. Как и все остальные, она верила, что только мясо может дать силу и здоровье.
— Ах да, если тебя мать заставляла… я хочу сказать, что ты, выходит, ни при чем. В конце концов, ты был маленьким мальчиком. И еще не дорос до истины. Я несправедлив к тебе. Я даже и не рассчитывал на твое признание в том, что ты охотно ел мясо Избранных на протяжении нескольких лет своей жизни. Я и предположить не мог, что ты несешь на своих плечах такое бремя. Все эти страдания, нищета, убожество, эксплуатация. Ты просто был одним из десяти тысяч поедающих мясо, и, разумеется, тебя нельзя в этом винить. Маленького невинного мальчика. Это было бы… чересчур. Ты согласен?