А самое замечательное было то, что Питер и Джеймс увидели всех мальчиков, которых когда-то съел Ферримен. И не только мальчиков, но и девочек. Все они воскресли и были точно такими, как до встречи с людоедом. И теперь им можно было не бояться Ферримена, а Питер и Джеймс могли забыть про одиночество, голод и печали…
Обычно девочки засыпали задолго до того, как он заканчивал свой рассказ, но сегодня этого не случилось. Они смотрели на него, широко раскрыв глаза, слушали внимательно и спать явно не собирались. Рассказывая эту историю, он сильно рисковал. Если бы Майя подслушивала, она бы уже давно остановила его; эта сказка напоминала богохульство. Но чем больше он фантазировал, тем больший смысл она приобретала для него. Он нащупал своеобразный ритм, и этот ритм увлекал его все дальше.
Девочки смотрели на отца во все глаза, каждая прижимала к груди куклу, и лицо одной и другой было сосредоточенным. Он как будто услышал их вопросы еще до того, как те прозвучали. И не знал, как будет на них отвечать.
— А почему у мальчиков не было мамы с папой? — спросила Гема.
— Я думаю, их мама и папа умерли, и мальчики остались одни в целом мире.
— А это было по правде? — спросила Гарша.
— Да. Иногда такое случается. Если ребенок остается без родителей или если его родители слишком бедны, чтобы содержать его, и вынуждены от него отказаться, ребенок называется сиротой.
— А в Эбирне есть сироты? — спросила Гема.
Это был непростой вопрос. Ричард Шанти решил не отвечать прямо, вместо этого спросил:
— А вы их видели?
Близняшки покачали головой.
— А в вашей школе нет таких?
— Нет, — дружно ответили они.
— Ну вот и ответ на твой вопрос, Гема.
Девочки переглянулись, как будто договариваясь, какой теперь задать вопрос. Его произнесла Гема:
— А вот Ферримен и маленькие летающие человечки, папа… Они настоящие?
— А ты как считаешь?
Гема задумалась.
— Если мы их не видели, это же не значит, что их нет, верно? — проговорила она. — Может, они где-нибудь прячутся?
Он улыбнулся.
— Может быть.
— Ферримен не придет в наш дом, правда, папа? — спросила в свою очередь Гарша.
Он не хотел, чтобы сказка получилась жестокой. Но, по крайней мере, образ Ферримена отвлек детей от более опасных тем.
— Я не думаю, что Ферримен когда-нибудь здесь появится, — ответил Ричард Шанти. — Ему слишком далеко идти. Я бы не стал беспокоиться. — Он замолчал и после секундной паузы добавил с улыбкой: — Пора заканчивать разговоры. Если вы будете умницами, завтра я расскажу вам новую сказку. А сейчас пора спать, и без возражений, в противном случае сказок больше не будет. Ну все, Гарша, полезай на свой второй этаж!
Сказку обе девочки слушали на нижней кровати. Теперь пришло время Гарше возвращаться к себе на верхнюю кровать. Неохотно она перебралась через сестру и вскарабкалась по лестнице. Шанти поцеловал Гаршу в лоб, потом поцеловал Гему и сказал:
— Я оставлю дверь приоткрытой, но чтобы я не слышал ни звука. Иначе никаких больше сказок, договорились?
— Хорошо, папа, — одновременно ответили девочки.
— Вот и славно. А теперь спите крепко.
Он оставил дочек одних, но через час заглянул к ним, прежде чем самому идти спать. Гарша вернулась на нижнюю кровать, и девочки спали, крепко обнявшись, как две обезьянки. Он не стал их будить. Постояв над ними, он отправился к себе в спальню.
Из своего укрытия в заброшенной башне Коллинз мог подавать сигналы Стейту и Вигорс, своим ближайшим сподвижникам. Он зажег газовую лампу и вынес ее на маленький холодный балкон. Сменивший направление ветер нес на город гнилые запахи мясного завода. Колинз поставил лампу на балюстраду и отсчитал шестьдесят секунд, зная, что по крайней мере один из помощников ждет его сигнала. Потом он унес лампу внутрь и сел на продавленный диван.
Прошло не больше десяти минут, как раздался тихий условный стук в дверь. Коллинз откинул металлическую щеколду — единственный механизм, который еще функционировал, — и открыл дверь. Стейт и Вигорс зашли вместе. Сели на пол перед диваном. Лампа давала слабый желтый свет. Коллинзу были ненавистны газовые приборы, но, если он сам чувствовал себя в темноте как рыба в воде, для Стейта и Вигорс следовало предусмотреть некоторое освещение.
— Мы не думали, что ты вернешься, — сказал Стейт. Это был грузный мужчина, обладавший нежной душой. Коллинз уловил нотку облегчения в его голосе.
— Я тоже не думал. Но впереди еще много дел. Я должен был вернуться.