И вот я повстречался с Магнусом. Говорил с ним. Схлестнулся с ним. И могу вам сказать, что был слишком наивен и глуп, полагая, что мы сделали достаточно. Это не так. Мы находимся лишь в начале пути.
Коллинз посмотрел на свои ладони, сжал кулаки, протянул руки навстречу своим сподвижникам и снова заговорил:
— Мне бы хотелось нарисовать вам будущее. Но я не могу. Однажды я уже ошибся в своих предсказаниях. Теперь я вижу, что могу лишь составить четкий план действий и надеяться на то, что каждый из вас по-прежнему будет готов помогать мне. И я хочу, прежде чем продолжать, вновь повторить: каждый из вас свободен. И всегда будет свободен. Я не прошу вас делать то, что вы не хотите делать. Вы можете уйти в любое время, и никто не скажет о вас дурного слова. Каждый из вас достиг куда больше, чем я рассчитывал в самом начале пути. Вы очистили свои души. То, что я прошу от вас, противоречит тому, за что я ратую, но я прошу об этом, потому что другого пути нет.
Мы должны выступить против Магнуса и его людей. Мы должны донести до них нашу правду в той форме, в какой они это понимают. Эта форма — не словесная. Думаю, вам всем понятно, что я имею в виду.
Коллинз снова замолчал и продолжил после короткой паузы:
— Зло правит Эбирном посредством Магнуса и «Велфэр», и это так же очевидно, как и то, что в жилах Избранных течет человеческая кровь. Что бы мы ни сказали, какой бы пример ни подали, ничто и никогда не остановит стремление Магнуса к власти или желание «Велфэр» контролировать город при помощи своей извращенной религии. Мы должны сделать то, к чему никто из нас до сих пор не был готов… Мы должны объявить им войну.
Коллинз вглядывался в лица последователей; его беспокоило то, что чем больше он говорил, тем дальше от курса отклонялся корабль их единства. Ни одно из лиц не выражало эмоций. Новый образ жизни позволил им управлять чувствами и поддерживать сознание незамутненным. Поэтому сейчас они думали, оценивали его слова. И готовили себя к расколу — он был в этом уверен. Коллинз мысленно кивнул. Они были свободны. Это были не пустые слова. Если бы ему пришлось вернуться и сразиться с Магнусом в одиночку, он бы сделал это без всяких упреков в адрес своих последователей. В самом деле, они и так уже изменили Эбирн.
В подвале воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением газовых ламп. Коллинз чувствовал, что должен сказать еще что-то важное, конкретное, прежде чем попросить их поднять руки, должен подробно изложить им свое видение их будущей кампании. Он уже приготовился говорить, когда поднялась Вигорс.
— Я буду воевать, — сказала она.
Стейт вскочил сразу следом за ней.
— Я буду воевать, — сказал он.
Один за другим они вставали, и их простые слова эхом разносились под землей, а когда последний отзвук стих, не осталось ни одного сидящего.
Слабый огонь потрескивал в камине, но это была роскошь, которую могли себе позволить лишь немногие. В городе осталось мало земли, где росли деревья, а если и росли, то не цвели. Только «Велфэр» мог своим декретом разрешить вырубку дерева, и горожанам, пойманным за нанесение вреда деревьям или кражу веток — сломанных ветром или дождем, — грозили суровые штрафы или принудительный труд. Дровами для растопки служили в основном части разрушенных домов, но найти их в последнее время становилось все труднее.
Огонь почти не давал тепла и не создавал уюта, но Великий епископ никогда не возмущался по этому поводу.
— У меня с тобой чертовски неприятная проблема, Епископ.
Что его возмущало, так это поведение посетителя. Его поведение, манера говорить — да и само его присутствие. Великий епископ глубоко вздохнул.
— Если я правильно понимаю, — отозвался он, — у всего города чертовски неприятная проблема.
Посетитель пожал плечами, запустил в свою рыжую бороду пальцы одной руки, пальцами другой руки сжимая сигару.
— Этот город и его жители мне безразличны. За исключением тех, — Магнус направил на Епископа два пожелтевших пальца курильщика, — кто ест мясо, моих служащих и Избранных. На этих людях мир держится. И твой мир тоже, Епископ. Но большинство горожан так же тупы, как то мясо, что они едят. Если бы не деньги, которые они выкладывают за мою продукцию, я бы их самих пустил на дешевую начинку для пирогов.
— Что ж, теперь я вижу, как ты относишься к тем, кто тебя окружает. И тем не менее ты проделал такой путь, чтобы лично со мной обсудить проблему. Это меня удивляет, учитывая то, что обычно ты присылаешь гонца со своими просьбами. — Великий епископ задумался и через некоторое время добавил: — Господи, я же видел тебя в последний раз лет пять назад, Рори.