— Это твое последнее слово?
— Да.
Магнус встал. С трудом, как с удовольствием отметил про себя Великий епископ.
— В таком случае, Епископ, я больше не гарантирую поддержки проповедникам, вступающим в опасные районы города. В ближайшее время все мои люди будут задействованы на решение проблемы, которой должен был бы заниматься «Велфэр». Но, глядя на тебя, я уверен в том, что твои представители сумеют за себя постоять, не так ли?
Он не стал дожидаться ответа.
Когда дверь закрылась, Великий епископ позволил себе улыбнуться. «Велфэр» слишком долгое время был под пятой у Магнуса. Теперь сам Магнус ослаб, и ситуация в городе должна была измениться. Лучшие проповедники Великого епископа уже вели поиски Коллинза. Судя по докладам, проповедники были очень близки к тому, чтобы обнаружить его и шайку его голодающих сподвижников. «Велфэр» должен был поймать Коллинза и предъявить его городу. «Велфэр» показал бы людям, что происходит с теми, кто не ест мясо Избранных, как предписано Господом. А потом «Велфэр» вновь заявил бы свои права на религиозный контроль производства мяса, и в город вернулись бы гармония и набожность.
Каждое утро перед рассветом они вставали, как будто подгоняемые невидимой приливной волной, и устремлялись вверх по многочисленным ступенькам и сломанным лестницам на поверхность. Он вел их, и они молча шли за ним. С той ночи, когда состоялся совет, их молчание стало еще более значимым, решительным.
Коллинз полагал, что они спрятались достаточно глубоко, чтобы люди из «Велфэр» их не нашли, но не был в этом уверен. Одно он знал наверняка: Магнус не остановится ни перед чем, чтобы его найти. Ищейки и шпионы Мясного Барона наверняка уже расползлись по всему городу как тараканы и рыскали по углам.
Поэтому Коллинз и его последователи проявляли особую осторожность в эти предрассветные часы. Ведь чтобы оставаться сильными, они должны были выбираться из-под земли в точно назначенный час и выполнять упражнения и ритуалы, которым научил их Коллинз. И именно в это время они были более всего уязвимы.
Коллинз знал, что его люди сильные и проницательные. Их природные чувства были обострены до предела. Его сподвижники обладали интуицией, которая предупреждала о многом, не только об опасности. Когда они впервые стояли в темноте среди монолитов разрушенных зданий, Коллинз мог «видеть» соратников благодаря светящейся ауре, которую излучали их тела.
В это утро Коллинз открыл для себя нечто особенное. Он не столько ощутил себя индивидуумом или лидером, сколько почувствовал, насколько они все связаны между собой. Это было физическое ощущение, как магнетизм в крови. Когда они шли вместе, он чувствовал, как их движения отдаются у него в животе: то сильнее, то слабее, — но связь эта никогда не прерывалась. Чем больше они дышали вместе, глотали воздух, тем сильнее было ощущение единства.
Это привело его к мысли о том, что они не только становятся сильными поодиночке, но, когда они вместе, их сила неизмеримо возрастает.
Они стояли, повернувшись лицом на восток, откуда струился серый свет. Коллинз был впереди. Вместе они втягивали в себя рассвет, и, когда солнце осветило тусклый горизонт, они уже были наполнены теплом. Все как один они сконцентрировали свет в брюшной полости.
Коллинз никогда не представлял себя в роли генерала. Он не хотел воевать. Война означала кровопролитие и смерть. Было неправильно использовать накопленную силу для того, чтобы растратить ее в войне. Однако другого выхода не было. В утреннем молчании они зарядились энергией.
Вскоре после рассвета они снова спустились под землю, и каждый уносил с собой концентрированный глоток солнечного света, их мышцы и сухожилия были натянуты и упруги после упражнений.
В темноте Джон Коллинз составил план действий, и каждый из его последователей стал еще сильнее.
Глава 17
Отец Ричарда Шанти тоже был скотником. Он работал на конвейере еще до того, как Магнус стал хозяином завода и Избранных. В те времена «Велфэр» в большей степени контролировал производство мяса. Великий епископ и его проповедники часто посещали завод, и сам процесс убоя Избранных был окутан божественной аурой. Магнус отодвинул религиозные доктрины на задний план и, прикрываясь лживыми заверениями в преданности Епископу, заменил священные ритуалы потогонной системой труда. Высокая скорость конвейера стала главной идеей производства.