«А какое мясо то?» — вдруг подумал Олег. — «Свинину, наверное».
И тут же поморщился: в голове заработала крохотная циркулярная пила, которая начала кроить его череп изнутри, — визг этой пилы принимал интонации жены Олега, складывался в слова и фразы, краткая суть которых сводилась к тому, что Олег мудак и купил не то.
Даже если бы Олег взял и свинину, и говядину (курицу, наверное, не надо — это же курица), жена всё равно была бы недовольна. Ведь он мог не тратить лишние деньги и купить только нужное — если бы он внимательно её слушал, а ты никогда меня не слушаешь, Олег, вечно приходится…
— Можно полкило свинины? — наконец выдавил Олег.
На лбу появилась липкая испарина.
— Лопатку или шею?
— Лопатку, наверное…
— На кости или без?
— Эээ… Без.
Белый айсберг откололся от прилавка и поплыл к дальней витрине. Двузубой вилкой продавщица подцепила пунцовый шмат, отправила его в чёрный пакет с золотыми полосами, а затем вернулась и шлёпнула свёрток на весы. На небольшом табло загорелись угловатые зелёные цифры: 693.
Олег сунул руку в карман: «Блять… Карточку то забыл… Идиот».
Придётся попробовать своей. Олег приложил белый кусок пластика — недолго поразмыслив, терминал брезгливо пискнул: «Отказ».
— Вам мясо-то можно? — настороженно спросила продавщица.
— Да можно, можно! — раздражённо ответил Олег. — Брата карточка, свою дома забыл! Ладно…
Он развернулся и вышел из душной лавки: порыв ветра приятно холодил липкий лоб.
«Блядский пластик», — пособие Олегу начисляли на карту, цифровыми рублями.
У Олега остались обычные, бумажные — он хранил десятитысячную купюру «на память», однако толку от неё было мало. Банкноты нигде не принимали уже лет пять как.
«Пиво купить не можешь, мясо не можешь, сигареты нельзя, блять!» — продолжал закипать Олег. — «Как будто я не могу чужую карту взять и всё купить! Детский сад, блять, клоунада! Лишь бы занозу в задницу вставить».
Порыв ветра немного охладил его пыл — по потному лбу будто бы провели мокрой губкой.
«Кстати о сигаретах», — подумал Олег и осёкся.
К магазину, качаясь, катил полицейский «бобик». Вряд ли он приехал за Олегом, но он всё равно напрягся: «От ментов хорошего не жди. Надо будет — с три короба навесят. Хорошо, если просто посадят…»
Из уазика, хлопнув железными дверьми, вывалились двое постовых. Олег старался не смотреть в их сторону и вести себя максимально непринуждённо.
— Здравия желаю, младший сержант Секачёв. Проверка документов.
Выглядели они угрожающе: автоматы, бронежилеты, шлемы… Будто бы продавщицу мясного отдела взял в заложники опасный экстремист.
— Так я это, — Олегу вдруг стало холодно. — В магазин вышел.
— Понятно… Обвалов! Пробей по базе. Тогда имя-фамилию скажите, и год рождения.
— Паши́на Олег Олегович, 1995 год.
Сержант взглянул на Олега.
— Так вам же уже тридцать пять. Почему процедуру не прошли?
Олегу вдруг стало очень неуютно и страшно. Он знал, что ничего не нарушил, однако мысли эти уверенности не прибавляли.
— Мне разрешили. Врач. Ну, в плане, прививки делали. На полгода. В смысле, отвод на полгода дали. Вот.
— Среди уклонистов не числится, — подал голос Обвалов.
Секачёв глянул на напарника, потом снова перевёл взгляд на Олега:
— Пройдите в машину, пожалуйста.
Ему не хотелось слушаться полицейского, не хотелось никуда лезть, но… Будут ведь последствия.
— Куда? — запротестовал Олег. — Зачем? Отвод же.
Секачёв взял его под руку.
— Мужчина, это просто сверка документов, — твёрдо, но без лишнего надрыва сказал сержант. В его голосе не было угрозы, вызова, даже особой требовательности — слова звучали убаюкивающе-спокойно.
— Доставим в поликлинику, врач подтвердит, и поедете домой.
Смирившись и чуть успокоившись, Олег залез в узкий «стакан», расположенный в огузке уазика: упёршись плечами в стены, а затылком в потолок, сел на холодную деревянную скамью. Машина, в очередной раз хлопнув металлическими дверьми, тронулась.
К удивлению Олега, внутри камеры было небольшое зарешёченное окошко. Через него он видел затылки младшего сержанта (потолще, с двумя складками) и рядового (похудее, с большой родинкой). Обвалов рулил, Секачёв рассматривал голых баб в «Инстаграме».
А за лобовым стеклом проплывали пейзажи города — убогие, откровенно говоря. Но подкрашенные бронзовеющим закатным солнцем и пёстрой листвой, они выуживали из памяти самые тёплые воспоминания — лили бальзам ностальгии на беспокойное сердце Олега.