Один очень милый и приятный молодой человек потратил уйму времени, пытаясь как можно деликатнее и тактичнее привлечь меня на свою сторону — раскрыть мне все прелести вегетарианского питания стало для него чем-то вроде персональной миссии. Повторюсь, это был очень приятный парень, который стал вегетарианцем исключительно из внутреннего отвращения к мясу. Когда он видел на тарелке свиную отбивную, то, несомненно, представлял умирающего в муках золотистого ретривера. Разумеется, он питал горячую любовь к своим собакам и мог сорваться с места, как только при нем упоминали о каком-нибудь кошмарном собачьем приюте на другом конце страны. Мне недостало моральных сил, чтобы отказать ему. Я отправился ужинать в лучший нью-йоркский вегетарианский ресторан, любимое заведение Пола Маккартни (вот до чего бедняга дошел в своих попытках меня просветить). Еда была дорогая и доведенная прямо-таки до болезненного совершенства — впрочем, не настолько уж скверная.
За органически чистым вином и дружеской беседой я даже предложил «сэру Полу» (через своего спутника) поучаствовать в деле спасения животных. Я сказал: если ресторан хочет, чтобы редкие, красивые, стоящие под угрозой исчезновения животные жили долго и счастливо, а также множились и преуспевали, пусть купит на несколько миллионов долларов «Виагры» и начнет раздавать ее бесплатно, с сопроводительными разъяснениями, в тех частях Азии, где люди считают медвежьи лапы, рог носорога и тигриный член лучшим лекарством от импотенции. В отличие от безумно дорогих традиционных китайских средств, которые приобретают на черном рынке (предварительно убив или замучив редкое животное), «Виагра» задешево обеспечит вам «стояк». Раздайте несколько миллионов маленьких синих таблеточек пожилым китайцам — или снабдите ими местных проституток — и увидите, как изменится образ мыслей. Остановите освященную веками процедуру, в результате которой самые редкие и прекрасные звери подвергаются чудовищной жестокости. (Мне потом рассказывали, что мой знакомый действительно пытался продвинуть эту идею.)
После удивительно приятного ужина я почувствовал себя молодцом. Я продемонстрировал широту взглядов. Еда меня не разочаровала. У нас даже обнаружилось нечто общее.
Но затем, несколько месяцев спустя, мой злополучный знакомый прислал письмо с довольной невинной просьбой о поддержке — если не ошибаюсь, в пользу Humane Society. Я, в общем, ничего против них не имею. Возможно, я не согласен с их политикой и попытками запретить фуа-гра, но тем не менее я люблю кошек и собак. Я — против собачьих боев, стерилизации и жестокого обращения с животными. Я не люблю цирки и возражаю против того, чтобы у львов и тигров, которые должны сидеть на стульях или прыгать через обруч, вырывали зубы. Я искренне думаю, что Зигфрид и Рой, и прочие дрессировщики, которых покалечили тигры, получили по заслугам. Тигры любят терзать людей, они просто созданы для убийства, и если вы им мешаете, одновременно маяча перед ними в небесно-синем, обшитом блестками трико, то с вашей стороны это несомненная жестокость. Всякий, кто мучает животных исключительно для развлечения, должен испробовать их когти на своей шкуре. Если бы Стив Ирвин, «охотник за крокодилами» — вне зависимости от его невинных натуралистских устремлений — однажды оказался в крокодильей пасти, это была бы жестокая, но несомненная справедливость. Этот шумный и надоедливый тип постоянно тревожит, тыкает, мучает и раздражает животных, которые, по несчастливому стечению обстоятельств, попались ему на глаза. И если бы по соседству со мной жила Бинди Ирвин, я бы давным-давно натравил на ее родителей социальную службу по защите детей.
Таким образом, что бы ни гласила моя репутация, я в чем-то похож на святого Франциска Ассизского — я люблю животных, больших и малых, подкармливаю бродячих псов и даю приют уличным котятам. Хотя я и не терплю вегетарианской ортодоксальности, но готов, по крайней мере, выслушать чужое мнение.
И вот я вернулся из Бейрута, из зоны военных действий, и нашел в почтовом ящике письмо от моего вегетарианского приятеля с искренней мольбой о поддержке. Повесть о злоключениях бездомных собак и кошек довела меня до белого каления. Читая, я злился все сильнее и сильнее — и наконец пришел в ярость.
Я ответил: я только что вернулся из города, очень не похожего на Майами. Каждый день с безопасного расстояния я наблюдал за тем, как кварталы, полные мирных жителей, превращались в пыль. Я просыпался и засыпал под грохот бомб и ракет. Видел вблизи лица людей, которые потеряли все — и всех. Страх, безнадежность, замешательство тысяч беженцев, набившихся на корабль со своими скудными пожитками. Их ожидало самое неопределенное будущее. Из-за чего? Из-за чьих-то благих намерений, несомненно, — как всегда. Но в конечном счете они страдали ни за что.