— Черт подери…
— Вот именно это я и сказал, когда впервые прочел письмо два года назад, сидя у смертного одра моей мамы.
— Шесть кило брюликов под одной из моих пальм!.. Да, паренек, тут поневоле обалдеешь. Твой папаша был своего рода гением, как все мерзавцы.
Открыв сундук, я сдул пыль с обложки последнего наличного экземпляра моего опуса. И нашел на странице 123 снимок, где фигурировала вышеупомянутая пальма. Пальма, которую я, вполне возможно, сам же когда-то и вырастил. Да что там «возможно» — наверняка вырастил… Я ведь за всеми ними там ухаживал. Мне едва удалось сдержать слезы.
— Ну не жмитесь, мсье Ван Нюйс… Дайте хоть глянуть разок…
Я показал ему означенное дерево. И он тут же разнюнился и заскулил, что твоя Магдалина.
Стоит дать себе труд как следует поискать, и можно найти в жизни немало хорошего, даже в нашем захолустье. Честно говоря, дед был не так уж неправ, купив землю на севере. Я понял это, вновь очутившись в Майюмбе.
Пока меня не было, там многое изменилось — названия, города, дороги. Но не главное. Не изменилась моя красотка Мойе — все такая же соблазнительная, она с прежним пылом кинулась в мои объятия после долгих лет разлуки. Я постарел быстрее, чем она, — видимо, все дело в климате. Мы вспомнили прошлое, щедро освятив этот ритуал пальмовым вином. Захмелевшая Мойе расхрабрилась и представила мне своего «малыша». Малыш оказался здоровенным красавцем метисом 36 лет, метр восемьдесят пять ростом, с серо-зелеными глазами. Именно того цвета, который так пленял Мойе во времена нашей нежной любви.
Я рассказал им про свою деревню во Франции, описал свой клочок земли. Мой отпрыск жаждал увидеть тамошние горы, зеленую травку и свекловичные поля. Пальмовая роща разрослась с невиданной пышностью. Мне было приятно видеть, что люди, которые за ней ухаживали, хорошо усвоили мои уроки и следовали им. Хотя все же пришлось строго указать им на два недостатка — первобытные способы борьбы с вредителями отряда Тетпоschoita и плохую санобработку молодых побегов при пересадке.
Как бы то ни было, на сей раз у меня не хватило мужества расстаться с Мойе и нашим отпрыском.
После возвращения я всерьез занялся своим жильем. Нынче я обитаю в настоящем дворце, возможно, чересчур пышном, чересчур претенциозном, но зато места в нем для всех предостаточно. Мой вивариум великолепен. Им занимается наш отпрыск, а Мойе проводит время за разглядыванием модных журналов и игрой на бильярде.
Наш депутат во мне души не чает и нередко заезжает в гости, особенно с тех пор, как я предложил ему спонсировать строительство шоссейной развязки, ведущей к нашей деревне, музея африканского искусства и парка аттракционов. Единственное, что меня раздражает, — это невыносимое подобострастие, с которым относятся ко мне здешние жители. Вот к чему я никак не привыкну: они подсылают своих детишек выслушивать мои рассказы об африканских приключениях. А детишкам на это плевать с высокого дерева, они хотят знать только одно — как я разбогател, и на это я отвечаю только одно: пальмы! Пальмы! И все в это верят.