Конан наклонился, по-братски обнял гнома и сразу повернулся ко мне.
– Хальк, это Фрам, сын Дарта, по прозвищу Мрачный. Фрам, это Хальк, аквилонский барон. Он мой друг.
– Друзья Конана – мои друзья, – очень почтительно, как умеют одни только гномы, поклонился Фрам. – Ты тоже наемник, господин Хальк?
– Не совсем, – отрекся я. – Вообще-то я служу в библиотеке аквилонского короля. То есть короля Конана Первого.
– Что, в Аквилонии король сменился? – удивился гном. – Здорово! Знаешь, Конан, самое смешное в том, что тебя и его зовут одинаково!
– Пойдем в трактир, – рассмеялся киммериец. – Там все объясню. Плачу я.
– А чего это ты такой богатый? – Фрам прищурился. – Опять кого-нибудь ограбил, старый разбойник? Пошли, пошли, мне кое-кто из наших задолжал за игру в кости и я тоже пива поставлю! Не тебе одному разоряться…
Киммериец подошел к двери трактира и толкнул ее ногой.
– Проходите, господа мои, – сказал он. – Сегодня Конан Канах всех угощает, потому что встретился со старым другом. Фрам, тебе какое пиво больше нравится – светлое или темное?
Лист дневника путешествия Хранителя путевых карт королевства Аквилонского Евсевия Цимисхия в земли королевства Пограничного и горы Граскаальские, кои королевство помянутое от земель Гиперборейских отделяют.
После вновь направился король Конан в горы, дабы окрестность вершины, что Небесной горой у народов, там проживающих, именуется осмотреть и во всем том, что о месте упомянутом допреж поведано ему было, убедиться самолично.
Сопровождение же короля, как и пристало мужу, положение столь высокое имеющего и достославного весьма, хоть и не преизрядно было на сей раз числом и великолепием и пышностию замечательною не отличалось, но из дворян и иных мужей титулованных и рыцарей славных и доблестных состояло, из коих паче всего назвать подобает
‹длиннющий и скучнейший список с перечислением имен, званий, заслуг и прочих регалий и заслуг›
Дорогою же к горам означенным миновали они селения, и деревни и жилища, одне стоящие, пейзанам и пастухам принадлежащие и скудные прискорбно имуществом своим нехитрым, и скарбом всяким, и тако же землями плодородными и угодьями, для выпаса потребными, а посему и людьми в числе своем не весьма изобильными.
И се, узрев таковую бедность вопиющую, буйством стихий и демонов злобных усугубленную гораздо, и отсутствие у народа здешнего пищи, и орудий и вещей пусть не для преуспеяния, но бытования всякой твари человеческой приличествующих и необходимых вседневно и всечасно, умилился король наш в сердце своем и жалость превеликую к страдальцам сим испытал.
Засим из невеликой доли казны при нем случившейся, для издержек путевых, бенефиций и раздачи милостыни предназначенной, наделил от щедрот своих королевских и из милости монаршей и сочувствия людей сих, положение коих превеликой жалости достойно есть, ‹ › монетами.
А надо сказать, что король наш всегда и повсеместно поступал таким же образом, ибо в душе был праведен, а сердцем милостив и беззлобен, в чем юности, а равно и мужам зрелым пример зело изрядный и назидательный благочестия и добродетели узреть надлежит и поступать подобно следует.
Далее же углубились они в местность пустынную, каменистую изрядно и горами и скалами изобилующую. А дорога и вовсе плоха сделалась, и лишь радению и заботам короля Эрхарда и подданных его обязаны были путники тем, что чрез препоны и потоки горные, во множестве на пути встречавшиеся, переправлялись без труда излишнего. Зане, как есть все мосты сотрясениями и корчами тверди земной уничтожены были, издал король сей указ о незамедлительной починке оных, что и было исполнено с усердием похвальным. В тех же местах, где таковая починка невозможна была вскорости, зрели мы мосты из толстых бревен, со всей возможною поспешностью и тщанием превеликим наведенные. Что же до грязей прегнусных и неровностей, дорогам сим присущих, о том зело скорбеть не подобает мужам доблестным. Вот и не скорбели.
Гора же, именуемая пиком Ветров Бушующих, велика гораздо, и над окрестностию господствует. А вкруг нея и иные горы есть во множестве, и велики гораздо. И узрел король, что вся окрестность та огнем попалена и ямами изрыта, а тако ж и трещинами испещрена, аки кора древесная, и трещины те глубоки весьма, поелику предмет, в оную трещину опущенный, падал предолго, и успели счесть до четырех десятков, допреж голос от падения его, слабый изрядно, услышали. А была земля и каменья там теплы гораздо, будто кто их до того огнем великим грел или же в кипятке варил, и в иных местах до того горячи каменья делались, яко и ступить на оные в сапоге с подметкою толщины дюймовой зело горячо было, а от земли же пар воскурялся. Поелику же каменья помянутые сухи были, заключаю я по разумению своему, что причиною теплоты оных огнь послужил, зане если бы случились в тех местах воды подспудные, горячие зело и на свет с шипением и паром извергающиеся, то озер малых, ручьев и иной влаги случилось бы там изрядно, а каменья мокры бы сделались оттого. Земля же королевства Пограничного влагою доброй всегда скудна была, а горные местности и подавно. Огнь же тот, мною наблюдаемый допреж, из недр извергшийся и твердь расчленивший, а тако же и с небес павший, зол был гораздо, и все умертвил и пожег. Люди же прежде короля в месте том побывавшие и время изрядно там проведшие после хворали тяжко. Король же, о том упрежден будучи, пребывал там не весьма долго. А поелику телом и духом крепок вельми, то по благоволению Митры Солнцезарного не умалился крепостью своей отнюдь.