Ужасное зрелище побудило Кирка к немедленным действиям. Он ринулся к пульту, оттолкнув с дороги Чехова, и с силой надавил кнопку пуска фазера… но подбрюшье «Энтерпрайза» не изрыгнуло смертоносного фазерного огня. Триггер не сработал.
– Фазеры выведены из строя Джеймс, несмотря на ваши усилия воспротивиться этому, – прошептал нежный тихий голос, от которого у Кирка по спине прошел холодок. Резко повернувшись, капитан вперил взгляд в Лорелею, неторопливо направляющуюся к нему от турболифта. Она шла грациозной поступью – милое, изящное и непорочное дитя, да и только. Но на лице ее не осталось и следа детской чистоты и наивности. Оно несло на себе отпечаток забот и тягот долгой многотрудной жизни.
– Я сожалею, что мне пришлось так поступить с вами, Джеймс. Поверьте мне, прошу вас. То, что я сделала, является своего рода агрессией, но агрессией, не несущей смерть. А вот ваш путь ведет только к смерти. Мой путь несоизмеримо гуманнее. Пацифизм – это Истинный Путь.
– Да взгляните вы на экран! Только что погиб один из моих младших офицеров. Его уже не вернешь, Лорелея. Он умер насильственной смертью, а я мог предотвратить ее. Позвольте мне прожечь шипованные стены загона, чтобы вызволить моих людей и дипломатов. Они смогут транспортироваться на корабль, если доберутся до своих коммуникаторов.
– Ваш офицер умер потому, что сам предпринял насильственные действия. Они обернулись против него же. Нет, Джеймс, я не могу позволить вам использовать фазеры против беззащитной цивилизации.
– Лорелея, но ведь это мятеж.
– Да, ваш экипаж взбунтовался, согласно вашим законам. Но не моим. Мир должен торжествовать, даже если это означает нарушение законов. Во Вселенной существует высшее призвание – сохранение жизни. И никакие неестественные, искусственные законы не должны противоречить этому.
Кирк снова почувствовал, как его опутывает паутина ее слов, деформируя и искривляя его взгляды на жизнь. В его голове мелькнула мысль: «Мир – это единственный путь. Я был не прав, приказывая фазерным расчетам открыть огонь». Лорелея подошла совсем близко к нему, и тут он впервые уловил исходящий от нее тонкий нежный аромат, благоухание, от которого закружилась голова. Кирк оперся рукой о консоль компьютера, чтобы не упасть, и стоял так несколько секунд, пытаясь собраться с мыслями.
Мир. Война. Нет войне. Все перемешалось.
– Я не хочу насилия! – вскричал он. – Вы заставляете меня делать это.
– Вы хотите быть миролюбивым, Джеймс. И вы можете стать таковым. Положите фазер. Гармоничное сотрудничество поможет нам достать материал для экранировки. Мы решим все вопросы только мирным путем, а не агрессией.
Вибрирующая энергетика ее слов проникала, казалось, в каждую клеточку его организма, и Кирк осознал, что начинает ей верить. Нет, больше того – начал верить Лорелее, ежесекундно убеждаясь в ее правоте, но… Немного повернув голову, Кирк увидел на экране безжизненное тело молодого офицера, насаженное на чудовищный шип, конец которого, испачканный уже свернувшейся черной кровью, выступал из тела убитого дюймов на десять…
– НЕТ! – взревел капитан. Волна гнева и адреналина мгновенно смыла преграду, воздвигнутую коварными словами Лорелеи. – Ухура, Чехов, Зулу, послушайте меня. Мы должны спасти их… спасти всех нас!
– Капитан, она права, – заговорила тихим голосом Ухура. – Агрессией ничего хорошего не добьешься.
Ее взгляд сфокусировался на какой-то точке, находящейся скорее где-то ближе к бесконечности, нежели на мостике «Энтерпрайза», и она добавила:
– Вы знаете, что мое имя означает «мир»?..
– Проклятие! – Кирк решительно двинулся к турболифту, понимая, что, если он останется здесь, Лорелея в конце концов сломит и его волю.
– Не надо, Джеймс, не уходите. Вам некуда бежать. На борту «Энтерпрайза» все теперь согласны со мной.
– Мне не следовало давать распоряжение на ведение ваших дебатов с Зарвом. Я допустил большую ошибку, предоставив вам возможность непосредственного контакта с экипажем.
– Никакой ошибки, Джеймс. Вы позволили мне коснуться души каждого. Служение делу мира не может быть ошибкой. Смиритесь, Джеймс. Пожалуйста, – с мольбой в голосе произнесла она. – Пожалуйста.
Кирк шагнул в лифт, дверь с шипением закрылась, и капитан отправился на палубу машинного отделения. «Энтерпрайз» казался ему сейчас мертвым кораблем, с которого вдруг пропал весь экипаж; эдаким космическим «Летучим Голландцем», безвольно вращающимся по орбите… Но нет, жизнь еще теплилась внутри стального корпуса громадного звездолета, и совсем угаснуть ей не давали искусные пальцы Скотта, его терпение, с которым он едва ли не уговаривал импульсные двигатели выдать хоть чуточку больше энергии, его самоотверженность, с которой он оберегал свои умирающие ВОРП-двигатели.
Аварийные огни над дверью машинного отделения уже не горели. Скотт наконец-то устранил утечку радиации, которая на время превратила вотчину Монтгомери Скотта в смертоносную ядерную ловушку. Кирк вошел в помещение… и сердце его упало.
Скотт, Макконел и с дюжину техников бесцельно слонялись по машинному отделению, не обращая внимания ни на двигатели, ни на обслуживающее оборудование.
– Скотти… неужели и ты тоже? – в полной растерянности прошептал Кирк. – Но ведь мне без тебя не обойтись. Ни за что.
– Сэр, вы не правы. Прислушайтесь к этой девушке. Она дело говорит.
Капитан Джеймс Т. Кирк лишился последней поддержки. Он никогда не ожидал, что Скотт предаст его. Самые преданные члены его экипажа отвернулись от него, наслушавшись мелодичных речей Лорелеи. Он сорвал миротворческую миссию Зарва. Он допустил то, что его корабль практически выведен из строя. Его друзья попали в плен и умирают на чужой, враждебной планете.
Кирк доковылял до ближайшего кресла и тяжело опустился в него.
– Капитан, вы выглядите усталым, – сочувственно произнес подошедший к командиру Скотт. – Мы сами справимся. Сделаем все, что необходимо.
В мозгу у Кирка будто что-то щелкнуло.
– Нет! Это мой корабль. Я никому не уступлю командование судном. Ни тебе, ни Лорелее, ни кому-либо еще. Я несу за него ответственность и не сдам его без боя!
Он встал на ноги, оттолкнул Скотта и повернулся к двери. Выход заблокировала команда СБ во главе с Лорелеей.
– Джеймс, – грустно сказала она, – вы насквозь пропитаны ядом насилия. Вы заражаете им окружающих, заставляя их сомневаться в необходимости отказа от применения насильственных методов.
– Ты промыла им мозги. Не знаю, как тебе удалось, но ты настроила их против меня, против Федерации. Они учинили мятеж.
– Они просто сделали еще один шаг ко всеобщей гармонии, к единению. Когда становишься частью единого целого, не остается места конфликтам.
Кирк вскинул фазер, но он опоздал. Его опередили. Последнее, что он услышал, были печальные слова Лорелеи.
– Вы всего лишь оглушены. Даже такое насилие причиняет мне душевную боль, но оно необходимо для предотвращения дальнейшей его эскалации.
Покалывающий луч фазера сковал нервы Кирка. Тело его судорожно дернулось, и он медленно осел на пол, потеряв сознание.
Откуда-то издалека донесся свист ветра, качающего верхушки деревьев. Шум, напоминающий капель, всколыхнул в мозгу Джеймса. Кирка давнишний, почти забытый образ: дождь, падающий с листьев. Капитан испытывал такое ощущение, будто собственное тело отвергает его; боль хлестала его органы чувств и навязывала ему действительность. Он застонал и перевернулся на спину. Солнечные лучи залили его лицо приятным теплом, и Кирк, прищурившись от неожиданного света, прикрыл глаза рукой. Полежав еще несколько секунд, он с трудом принял сидячее положение. Свежеопавшие листья под ним измялись, издавая какой-то влажный аромат, а ровный, будто подстриженный дерн, который он уже видел с мостика «Энтерпрайза», как бы струился под его ладонями, словно некая жидкость.