Еле от него отвязавшись, я тоже вышел из вагончика и стал ожидать на улице когда они уйдут. Вскоре за ними пришла машина и они уехали.
Вечером того же дня Тощев заслал к нам обеспокоенных гонцов, чтобы они узнали не натворил ли он чего опасного в трактире. Они просили от его имени не сообщать в милицию о его проделках.
Ещё раз подобный первому случай произошёл у меня с Тощевым через год летом 1994 года. Ночью в трактире барменом работал сельский парень Толик, а на кухне ему помогало два человека, — муж с женой, — недавно переехавшие из шахтёрской Воркуты к нам в деревню. За вагончиком у меня находилось складское помещение, где хранился товар и там же я прятал вырученные деньги. Как-то вечером я пересчитывал их и в это время неожиданно вошёл Толик, чтобы взять в запас на ночь кое-какого товара. По его глазам я понял, что он обратил пристальное внимание на моё занятие, но не придал этому особое значение.
Утром я встаю и вижу, что дверь в склад приоткрыта, — кто-то подобрал ключ к замку и вскрыл его. Проверяю, — денег на месте нет. Я сразу захожу в вагончик, там всё как обычно. И Толик и его помощники сразу начинают отпираться, что ничего, мол, не знают и ничего не видели. Кончилась их смена и они спокойно разошлись по домам. Пропало где-то 4,5 млн. не деноминированных рублей, в то время сумма для меня значительная. То, что это сделали в сговоре мои рабочие сомнений быть не могло, но у меня не было рычага, чтобы заставить их признаться. С цыганской крышей я только расстался, а с редькинскими ещё не завёл знакомство, да и пользоваться их услугами для решения внутренних вопросов я не стал бы, потом дороже обошлось бы. Рука сама потянулась к телефону и, позабыв прошлое, я набрал домашний номер телефона Тощева. Через полчаса он уже был у меня. Мы с ним объехали на машине моих рабочих и отвезли их в милицию. Там в кабинете он учинил им перекрёстный допрос, протоколируя его на бумаге. Дав понять, что в моём отсутствии они быстрее признаются, он отпустил меня домой.
Дальше всё повторилось в точности как было в первый раз. Рабочие как ни в чём не бывало вечером заступили на смену, пояснив мне, что за неимением к ним претензий, Тощев отпустил их по домам… Я стал названивать ему, чтобы узнать каков итог допроса, но ровно неделю ни дома, ни на работе он не показывался, и никто не мог мне сказать где его искать Через неделю с опухшим от пьянки лицом он появился на работе, где за прогулы ему объявили выговор. По выяснении я узнал, что всё это время Тощев зависал на блатхате и пропивал полученные от моих ответчиков украденные деньги, которые они ему отдали в замен на обещание не заводить на них уголовное дело.
На этот раз он мне объяснять вообще ничего не стал, сделав вид что ничего не произошло. И моя жалоба на него в шестой отдел не возымела действие, — там только развели руками, — как говорится, — корпоративное братство в действии, — с цыганами мы тебе помогли, а наших, извини, трогать не можем.
После случая с краном чаша моего терпения переполнилась и я решил на Тощева написать жалобу в тверскую прокуратуру. Тем более, что неожиданно появился ещё один компрометирующий его материал.
Соседка моей жены в посёлке Боровно приторговывала на дому спиртным. Об этом узнали другие нелегальные торговцы и предложили ей платить им за это дань. Она естественно им отказала. Тогда с их стороны посыпались угрозы о физической расправе. Вскоре неожиданно к ней домой нагрянули с обыском Тощев с новым участковым Куликовым и изъяли без протокола у неё весь спирт. Я расследовал это дело и оказалось, что те торговцы в связке с Тощевым и Куликовым монополизировали всю неофициальную торговлю на дому по нашему сельскому округу, которая, как правило, велась с частных квартир. Они торговали, а менты за мзду закрывали их конкурентов, если те отказывались платить им дань.
Больше всего меня поразили в этом деле злодейские взаимоотношения между земляками, которые все родились и выросли в одном посёлке. А так же алчность и продажность ментов. Таким образом, они милиционерами назывались уже чисто номинально, а по своей сути были обыкновенными бандитами.
Кроме того Тощев с Куликовым взяли себе за обыкновение питаться в моём трактире, забывая при этом рассчитываться…
Все эти проделки Тощева и Куликова я подробно описал в своей жалобе и направил её по инстанции в тверскую прокуратуру.
Вскоре из Твери ко мне домой приехал проверяющий. Все изложенные мною факты подтвердились: рельсов на подъездных путях не было, люди, находящиеся в одной банде с Тощевым и Куликовым нашлись и мои бармены случаи неоплаты ими съеденных обедов подтвердили. Однако для возбуждения уголовного дела как всегда не хватало малого: у рельсов оказывается не нашлось хозяина и они числились бесхозными, вымогатели отрицали свою связь с ментами, а за неоплаченные обеды надо было сразу составлять протоколы с понятыми и кассовыми чеками. По поведению и тону разговора прокурорского работника я видел, что он не сомневается в моей правоте, но при существующей ныне практики юриспруденции, он ничем не мог мне помочь. Вручив мне бумагу, что в результате расследования указанные в жалобе факты не подтвердились, он уехал обратно в Тверь. Куликова с Тощевым даже не понизили в должности.