Надо только пройти несколько километров по лесу, к дорогам не выходить. У него кроме газовых патронов к револьверу есть и настоящие, и есть еще пистолет, хороший пистолет. Он служил в специальной полиции, в лесу он ходить умеет, выживет. Потом надо угнать машину. Недалеко от Загреба есть тайник, там он спрятал еще деньги, одежду, оружие и три комплекта документов, два из них чистые, в том числе паспорт подданного Священной Римской Империи Германской Нации, он отнял его у контрабандиста, похожего на него внешне. Любой нормальный, не щелкающий клювом полицейский за пару лет службы обязательно обзаводится небольшим капиталом, хотя бы одним нелегальным стволом и хотя бы одним чистым паспортом на всякий случай.
А сербы... а нехай этих сербов! Пусть их воюют.
Подобрав дипломат, поручик пробежал несколько десятков метров по каменной насыпи, чтобы не было следа, идущего от машины. Впереди речка, он пошел по ее берегу в лес. Несколько километров – и свободен...
Сильно побитый пулями, с сорванными экранами и элементами динамической защиты танк, заехав в какой-то заброшенный цех металлургического завода, отвечал огнем из спаренного с пушкой пулемета. Снаряды еще не кончились, а вот к крупнокалиберному все ленты, их было пять по сто плюс та, что в пулемете, вышли. У танка были еще и гранатометы, заряженные осколочными гранатами – на случай, если танк будет подбит и окружен пехотой, но как ими пользоваться, казаки не знали. И хорошо, что не знали...
Они сидели в танке оглохшие, надышавшиеся пороховыми газами, как избавляться от стреляных гильз они тоже не знали, продувка ствола была автоматическая, а вот в гильзах оставалось. Когда по танку бил осколочно-фугасный, им казалось, что они находятся внутри огромного колокола.
Но самое главное – они были живы. Все.
– Что делаем-то? – Чебак закашлялся, он был красный как рак, чуть не угорел. Ладони обожжены от гильз.
– Что-то... Что осталось-то? – крикнул с места мехвода Певцов, уже окончательно в этой роли освоившийся. А что – штурвал и педали, коробка полуавтомат, знай рули. Конечно, если были бы ПТУР – недалеко бы дорулили – но...
– Шесть... Кажется.
– А к пулемету?
– А черт знает. Есть сколько-то...
Сотник Велехов сунулся вниз, он тоже оглох от огня крупнокалиберного пулемета.
– Добиваем БК и уходим...
– Давай вперед!
Рыкнул дизель, танк покатился вперед, попирая гусеницами бетон. Стоило выкатиться из-под прикрытия – по танку открыли огонь.
– Левее! Они за тем строением!
– Певец, давай разворот вправо, примерно двадцать...
– Целься!
Казаки так и не освоили поворот башни, не могли поднимать пушку ни вверх, ни вниз, но как стрелять – освоили. По технике... ее и осколочно-фугасный выбивал, а местные бронетранспортеры были большими уродливыми коробками на колесах. По живой силе... они били по зданиям, и живую силу косило разлетающимися осколками. Помогал и пулемет – им-то можно было работать как угодно, вверх, вниз...
– Огонь!
Ухнула пушка, запахло пороховыми газами. В километре, там, где была железнодорожная станция, встал бурый столб разрыва.
– Соболь проскочил?
– А бес его знает... Кубыть, проскочил...
Оставив и заминировав танк, они перебежками продвигались к центру города. Стрельба была спорадической – то вспыхивала, то стихала, то снова вспыхивала, но уже в другом месте. Что-то уже горело, улицу перекрыли грузовиками, по меньшей мере, в двух местах. Где-то стучал крупнокалиберный пулемет, размеренно, солидно и жутко.
– Давай я прикрою...
Сотник перебежал через дорогу, сверху откуда-то выстрелили, но неточно, пули ударили по асфальту в нескольких метрах, оставили выбоины и отрикошетили. За спиной несколько раз хлопнула винтовка...
– Давай!
Теперь прикрывал уже Велехов, под прикрытием его винтовки дорогу перебежали остальные. Чебак сильно отравился, до сих пор был красным и шатался, как пьяный.
– Как? Добежишь?
Чебак сделал зверскую морду:
– Вас перегоню...
– Тогда двигаемся.
Проулком – здесь не стреляли и никого не было, они перебрались на соседнюю улицу. Здесь было много заборов из сетки-рабицы, они были почти между всеми домами, напоминая, что это все же не обычный город – и путь преграждают, и видно через них, и не скроешься, стрелять можно. Но тут забор кто-то повалил. Если в городе держать оборону – теперь эти заборы станут проблемой уже для самих хорватов.
– Соболь!
Желтый грузовик стоял у одного из домов, около него толпились сербы. То, что привез этот грузовик, было как нельзя кстати – двадцать с лишком тонн груза.
– Козаки! Не пуцать! Не пуцать!
Несколько человек, уже получивших оружие, охраняли раздачу.
– Драганка!
Девушка, увидев Чебака, налетела на него, да так, что он от неожиданности и слабости свалился с ног, и они вдвоем грохнулись на асфальт.
– Ты ранен?!
– Так и здорового сшибешь... – засмеялся кто-то...
– А Радован? – спросил громко сотник, ни к кому конкретно не обращаясь...
– Расстреляли Радована, пан казак... – ответил один из сербов, уже вооружившийся, Велехов видел его раньше, хоть и не знал по имени – он раненый был, всех раненых хорваты добили. Нет больше Радована...
– Твердо решил?! – Сотник испытующе смотрел на Чебака. Дело было уже в лесу, в нескольких километрах от Пожареваца. Где-то левее кружился, стрекотал вертолет, с разных сторон до них то доносился, то затихал грохот выстрелов. Чебак от чистого лесного воздуха уже оправился, выгнал из легких отраву. Рядом с ним стояла Драганка, сжимая в руках трофейную снайперскую винтовку с глушителем – мощное, точное и убойное оружие. За ними стояли еще несколько сербов, примерно два десятка.
– Твердо, господин сотник. Не отпустите добром – уйду сам, знаете, без воли казака нет. Христом богом прошу, господин сотник.
– Да ты не христобожничай... – раздраженно произнес Велехов, – понимаешь, что, скорее всего, не выйти отсюда? Надо к границе прорываться, сразу, прямо сейчас, иначе конец. Что за вожжа тебе под хвост попала? То с бандюками боролся – а теперь сам стать бандюком хочешь. Разве дело это для казака, что я кругу скажу?
– Так и скажите, господин сотник, – за правое дело, за браты своя и голову сложить не грех. А здесь браты мои. И жена.
Сотник посмотрел на стоящих за ним казаков, Певца и Соболя. И Божедара... с ними были и сербы, те, кто решил прорываться в родную уже Польшу сразу. За Чебаком стояли те, кто решил задержаться в Австро-Венгрии и «погулять» здесь.
– Право, дай дозволу, пан сотник, – улыбнулась Драганка, – не пропадем. Погуляем и выйдем с честью.
– Дело твое... – решился сотник.
– Спасибо, господин сотник. Удачи вам.
– Храни вас Дева Мария и святой Лазарь [20], – перекрестила их Драганка.
– И вам помогай Господь... – Сотник кое-что вспомнил: – Ты мне только вот что скажи. Когда сюда шли – твой отец к нам в расположение ходил?
– Ходил, пан сотник, – вспомнила Драганка, – было...
– А с кем он из наших гутарил, не знаешь?
– Он никогда о том не говорил. Молчал. Ну...
– Не прощаемся, – отрезал сотник. Потом повернулся и пошел... ему надо было вывести с враждебной территории два десятка людей, и почти без оружия, оружие они отдали тем, кто оставался здесь. Сотник Велехов еще не знал, что там, куда они идут, в Висленском крае, уже взметнулось высоко в небеса страшное пламя рокоша...
7 июля 2002 года
Великая Хорватия
Окрестности Пожареваца
Надменный черный седан-лимузин «Штайр-Даймлер-Пух», сопровождаемый конвоем из бронетранспортера и грузовика с пулеметом и пехотой, остановился возле штабной машины – неуклюжего бронированного ящика на колесах, стоящего прямо на дороге, сейчас закрытой для проезда гражданского транспорта. Рядом с ним стояли пять легких гусеничных транспортеров пехоты типа Steyr, стволы их скорострельных пушек были направлены в лес, зловеще чернеющий метрах в двадцати от дороги. Здесь, на юге Европы, лес никогда не подступал вплотную к дороге, его вырубали.
Грохнули по асфальту сапоги – в австро-венгерской армии до сих пор было принято подковывать сапоги небольшими подковками, бойцы специальной охранной роты рассредоточились, обеспечивая периметр. Только после этого из лимузина вышел среднего роста толстяк – он ходил, переваливаясь, и его лицо было красным от пьянства. В армии, тем более в хорватских частях, Рудольфа Добеля просто ненавидели, и он ничтоже сумняшеся отвечал армии тем же.