Таким образом, складывалась явная оппозиция крепостному праву в том его виде, в каком оно существовало. Дело было за императрицей.
Панин и Дашкова толковали о связи политической свободы с освобождением крестьян, что свидетельствует о трезвости их представлений. Пушкин позже скажет, горько оценив послепетровское столетие, что политическая свобода дворянства "неразлучна с освобождением крестьян".
Деятели 1762 года понимали, что никто не может быть свободен в стране, большая часть населения которой ввергнута в рабство.
Разумеется, они не думали, что крепостное право можно отменить немедленно и полностью. Еще Татищев опасался, что быстрая отмена рабства может вызвать такие же страшные мятежи, как и его введение. Но они считали, что надо начинать этот процесс, надо двигаться в этом направлении, чтобы постепенно снимать чреватое взрывом напряжение в стране.
Но едва ли не самым многозначительным и характерным как по идее, так и по финалу был "ропшинский эксперимент" пастора Эйзена.
Иоганн Эйзен, выпускник Йенского университета, более тридцати лет служил пастором в Дерптском уезде. Это был последовательный противник крепостного права, убежденный, что подобное состояние крестьян во всех отношениях пагубно для государства и дворянства. Он утверждал, что только личная свобода крестьян и право их на владение землей гарантируют устойчивость и благоденствие государства.
Проекты Эйзена были известны великому князю Петру Федоровичу, будущему Петру III, который, вступив на престол, вызвал пастора в Петербург и сделал своим советником по крестьянскому вопросу. Мы не знаем, чья это была инициатива. Но сам факт любопытен и заставляет усомниться в тотальном легкомыслии молодого императора. Тем более что поиски выхода из "малой гражданской войны", окрасившие последние годы елизаветинского царствования, продолжались и в немногие месяцы царствования ее наследника.
После переворота 28 июня Эйзен, встревоженный происходящим, уехал из Петербурга. Но очень скоро вытребован был обратно.
Пригласил его на этот раз лидер гвардейского офицерства Алексей Орлов, которого, скорее всего, вдохновила на этот шаг Екатерина.
Дело в том, что параллельно с раздумьями о способах облегчить крепостное право императрица раздала активным участникам переворота 18 000 государственных крестьян. Орлов получил обширное имение Ропша. И это имение он предоставил Эйзену как поле для опыта.
Эйзену поручено было разработать способы перевести бывших казенных, а ныне крепостных крестьян на положение наследственных арендаторов. По замыслу Эйзена, наследственная аренда земли была первым этапом на пути постепенного уничтожения личной зависимости крестьян.
Эксперимент этот был чрезвычайно важен. И чрезвычайно важно для нас то обстоятельство, что гласным инициатором его был не Панин или кто-либо из его группы, чье отношение к крепостному праву нам ясно, а именно Алексей Орлов, лидер противостоящей Панину гвардейской группировки. Не только, стало быть, конституционалисты, но и сторонники самодержавия понимали необходимость найти форму мирных отношений с собственным народом, основанную на договоренности, а не на штыках и палашах.
Орлов был не одинок. Эйзену были представлены списки всех имений, пожалованных в последний период частным лицам. И для каждого в отдельности пастор должен был составить арендный контракт.
Вдохновленный Эйзен засел за эту кропотливую работу…
Надежд было много.
Через три недели после переворота, 18 июля, Екатерина выпустила специальный манифест против коррупции, в котором обличалось и проклиналось всяческое лихоимство и объявлялись тяжкие кары за таковое. Еще через три месяца, 19 октября, объявлено было, что "тайных розыскных дел канцелярия уничтожается от ныне и навсегда". (Тайная канцелярия продолжала существовать, переименованная в Тайную экспедицию.)